Предсказание. Дин Кунц

челюстью? – спросил убийца. – Ты хоть когда-нибудь закрываешь рот?

      Похоже, я его забавлял, про Лайонела он уже забыл, словно убийство библиотекарей давно вошло у него в привычку и он не видел в этом ничего необычного. Об угрызениях совести я уж не говорю.

      Я услыхал свой голос, звенящий от злости:

      – Что он вам сделал?

      – Кто?

      Хотя вы можете подумать, что недоумение, прозвучавшее в его голосе было картинным, эдакой бравадой, посредством которой он хотел произвести на меня впечатление собственной жестокостью, уверяю вас, ничего такого не было и в помине. Я сразу понял, что он не связывает мой вопрос с человеком, которого только что убил.

      Слово «безумный» характеризовало этого красавца далеко не полностью, но могло послужить отправной точкой для создания его словесного портрета.

      Удивленный тем, что страха в моем голосе нет, а вот злости определенно прибавляется, я уточнил:

      – Лайонела. Он был хороший человек. Добрый.

      – А-а, ты про этого.

      – Лайонела Дейвиса. У него были имя и фамилия, знаете ли. А также жизнь, друзья, он был личностью.

      Недоумения на лице незнакомца прибавилось, улыбка как-то потускнела.

      – Но ведь он был всего лишь библиотекарь?

      – Ты – свихнувшийся сукин сын.

      Улыбка застыла, лицо побледнело, даже закаменело, вдруг превратившись в гипсовую маску смерти. Он поднял пистолет, нацелил его мне в грудь, и со всей серьезностью заявил:

      – Не смей оскорблять мою мать.

      Обида, которую вызвали мои слова, столь не вязалась с безразличием, выказанным к жертве, что я нашел ситуацию крайне забавной. Но если бы с моих губ сорвался смешок, этот незнакомец точно меня бы пристрелил.

      Глядя на наставленный на меня пистолет, я почувствовал, как страх входит в чертоги моего сознания, но не отдал ему ключи от всех комнат.

      Чуть раньше, на улице, мысль о снайпере парализовала меня. Теперь я понимал, что боялся вовсе не снайпера, засевшего то ли на крыше, то ли в окне верхнего этажа. Я пришел в ужас, потому что не знал, снайпер ли действительно ловит меня в перекрестье оптического прицела, или смертельная угроза исходит откуда-то еще. Если опасность только чувствуется, но нет возможности определить, откуда она исходит, тогда начинаешь бояться всех и вся. Мир становится враждебным от горизонта до горизонта.

      Страх перед неизвестным едва ли не самый сильный из страхов, и устоять перед ним зачастую невозможно.

      А вот теперь я идентифицировал своего врага. И хотя он мог быть социопатом, способным на любую жестокость, я почувствовал некоторое облегчение, потому что теперь знал его в лицо. Бесчисленные угрозы, которые наводняли мое воображение, растаяли как дым, замещенные одной реальной опасностью.

      Его закаменевшее лицо смягчилось. Он опустил пистолет.

      Нас разделяли пятнадцать футов, так что я не решался броситься на него. Только повторил:

      – Так что он тебе сделал?

      Белозубый улыбнулся и пожал плечами.

      – Я