Пепел книжных страниц. Антон Леонтьев

Пусть госпожа Хохлакова со своей мигренью подождет!

      Нина, не открывая глаз, произнесла, вспомнив героев романа Достоевского:

      – А дочка госпожи Хохлаковой, Лиза, сущая прелесть, не так ли?

      – О, вы знаете и матушку, и дочку?

      Нина продолжила, припомнив перипетии «Братьев Карамазовых»:

      – Алеша… Я хотела сказать, мой кузен Алексей Федорович в нее влюблен…

      И вдруг поняла, что выболтала, видимо, то, что было известно ей как читательнице романа, но что никак не могло быть известно жительнице и тем более гостье подлинного Скотопригоньевска.

      Пусть и при этом выдуманного.

      Доктор, хмыкнув, сказал:

      – Вы, на правах кузины, знаете то, что другим неведомо, но меня это не удивляет. Lise – прелестная юная и при этом, что важнее всего, здравомыслящая барышня, которую излишняя опека ее ипохондрической матушки сделала инвалидом. Лечить надо матушку, а не дочку, что я и пытаюсь делать.

      Нина осторожно спросила:

      – А старик Федор Павлович… Он как?

      Ее занимал вопрос: жив ли старый Карамазов или уже мертв?

      То есть убит.

      – А вы что, разве не почтили дядюшку своего визитом, Нина Петровна? – осведомился доктор Дорн, и девушка в тон ему ответила:

      – Вы же сами сказали, что его дом – для меня не место…

      Хохотнув, медик произнес:

      – Занятная вы молодая особа. Ваш дядюшка жив и здоров, хотя при его модусе вивенди он с медицинской точки зрения давно должен быть в могиле. Однако по-прежнему весьма активно коптит небо, по слухам, даже снова приволакиваясь за той же известной особой, что и его старший филиус…

      Под известной особой доктор Дорн явно подразумевал провинциальную куртизанку Грушеньку, роковую красавицу Скотопригоньевска, борьба за сердце (ну, и, само собой, тело) которой, по мнению суда присяжных в финале романа, и привела к тому, что старший сын старика Карамазова, Митя, убил своего премерзкого родителя.

      Значит, старший Карамазов еще жив. Но надолго ли? Кажется, убили его в конце августа…

      А какой, собственно, на дворе месяц?

      Доктор Дорн тем временем продолжал:

      – Да, занятная вы особа, Нина Петровна. Так не похожая на наших провинциальных клуш. Впрочем, на столичных штучек тоже. Да и на зарубежных дам, как ни крути. Я ведь путешествовал по миру, знаю… Откуда вы, Нина Петровна?

      Не говорить же из подвала! Действительно, откуда она? Если взять за аксиому шальную мысль, что она на самом деле невесть как переместилась в роман «Братья Карамазовы», то как можно по отношению к нему обозначить тот самый реальный мир, в котором она до этого жила?

      И весь ужас в том: реальный ли? Или ее жизнь – это тоже кем-то написанный, кем-то изданный и кем-то прочитанный роман?

      Мрак, да и только!

      Примерно такой же мрак, в который она попала, открыв темно-синюю деревянную дверь с ручкой в виде разинутой пасти льва.

      – Из… из… – Нина не знала, что ответить.

      В