Пепел книжных страниц. Антон Леонтьев

ей Нина, но шавка, и не думая подчиняться ее приказанию, принялась наскакивать на девушку, пытавшуюся покинуть столь нетривиальным образом подвал, и даже желая ее укусить.

      Схватив «Братьев Карамазовых», которые она положила около наружной стены подвала, Нина легонько ударила томом шавку по носу. Та, жалобно заскулив, убежала прочь, оставив ее наконец в покое.

      Изловчившись, Нина наконец вытащила ноги из оконца, быстро вскочила, обернулась – и поняла, что вовремя. Потому что из-за угла выехали дрожки, на козлах которых восседал крайне тучный монах.

      Заметив Нину, он уставился на нее, а потом, плюнув, перекрестился и изрек:

      – Дочь моя, ни стыда, ни совести! Совсем вы, губернские, во грехе погрязли!

      Обдав ее пылью, дрожки прогрохотали мимо, и Нина, пожав плечами, осмотрелась по сторонам.

      То, что она увидела, вселило в нее уныние. Нет, городок – а речь могла идти только о небольшом провинциальном городке – был занятным, даже в чем-то красивым и таким тоскливо‑ностальгическим: золотые купола церквушек, старинные каменные дома, на крышах которых важно восседало воронье, покосившиеся деревянные избы.

      Но это был не тот город, в котором она жила и училась в университете! Какой угодно, но только не тот.

      Нина пребольно ущипнула себя за мочку уха, а затем наступила носком туфли себе же на ногу. Если она спит, то пора проснуться.

      Но, судя по тому, как палило жаркое солнце и что вокруг нее жужжали шмели, это был вовсе не сон.

      Но только что?

      То, что у них в городе не было подобной улицы, Нина не сомневалась: но тогда где она находилась?

      И как она тут очутилась?

      Все это походило на декорации фильма о купеческой жизни, на экранизацию пьесы Островского прямо-таки.

      Только это была никакая не декорация – в этом Нина убедилась, осторожно повернув за угол и увидев неровный ряд домов, уходивших чуть под углом куда-то вниз, где виднелся нарядный портал большой церкви.

      Повернувшись, Нина заметила большую вывеску витиеватым шрифтом в дореволюционной орфографии: «Книжный ковчегъ». Так и есть, магазинчик Георгия Георгиевича – только это был совсем не его магазинчик и уж точно не его особняк. Здание было двухэтажное, каменное, приземистое, без колонн и финтифлюшек.

      Дверь книжной лавки распахнулась, оттуда величаво вышла уже знакомая дама, опираясь на зонтик, словно на трость, ведя за руку вихрастого рыжеволосого мальчугана в матросском костюмчике, радостно прижимавшего к груди заветную, видимо, книжку.

      Их поклонами провожал все тот же субъект с жидкими усиками и в сюртуке.

      – Милостивая государыня, премного вам благодарен. Вы – самый желанный гость в нашей книжной лавке…

      Мальчуган, посмотрев на Нину, снова показал ей малиновый язык. Девушка, на этот раз не растерявшись, показала ему язык в ответ. Ребенок остолбенел.

      Пока приказчик «Книжного ковчега» помогал даме с ее отпрыском усесться в подозванную им пролетку, Нина прошмыгнула мимо и свернула на соседнюю улицу.

      И