Чувствуй себя как дома. Мария Британ

что в ней плавают частички. Это значит, что пора покупать новый чайник.

      – Круто, – вскидываю брови я. – В учебнике по химии вычитала?

      Мы отступаем от стены. Рисунок получился идеальный.

      – После точки кипения ничего не бывает по-старому.

      Я прорисовываю Облако огрызком мелка.

      – Ясно. По твоей теории я – чайник. Выкидывай прямо сейчас, не обижусь.

      – Захар… – Тора упирается лбом в мое плечо. – Если бы ты был чайником, я бы хранила тебя до смерти и не обращала бы внимания ни на какую накипь.

      – Тогда в чем проблема?

      Zahnrad с каждой секундой тикают все громче. Я различаю в этом ритме робкое «успокойся».

      Закрой глаза – и увидишь звездопад.

      Закрой глаза – и загадай желание.

      Закрой. Глаза.

      Вдох-выдох.

      – В чем проблема? – повторяю я.

      – Не ты чайник, Захар. Не ты, а я.

      Рисунки светятся в бликах фонарика. Секунду назад мы с Торой были, а сейчас… я не понимаю эту девчонку с растрепанной косичкой. Если бы не предки, я бы запер ее у себя в комнате и заплетал бы ей косы вечно.

      Мы бы кипели вместе. И вместе бы покрывались накипью.

      – Мне… пора.

      Тора выскальзывает из дома, и когда ее белое платьице превращается в маленькую точку у ворот, Ворон спрашивает:

      – Ты дурак?

      А я отвечаю:

      – Полный.

      И пинаю ботинком прогнившие доски, ныряю в ночь, спотыкаюсь. Догнав Тору у подножия холма, я притягиваю ее к себе, неумело, грубо и рычу на ухо:

      – Не отпущу.

      Она же… моя. Сладкая-сладкая вата, громкая-громкая Хлопушка, маленькая-маленькая девочка.

      За нами наблюдают окна Ворона. Крыльцо просело, местами проломилось, выгнулось кошкой. Наш друг улыбается.

      Я провожаю Тору домой и всю дорогу молчу. Хлопушка – тоже. Готов поспорить, если бы наша кожа была прозрачной, люди бы заметили в нас накипь.

      – Спасибо за… Вячеслава Геннадьевича. – Тора целует меня в щеку и исчезает в объятиях Ласточки.

      Я натягиваю капюшон – промозгло – и спешу к себе домой. Проскальзываю в спальню на цыпочках, но предки преграждают мне путь. Батя протирает очки рукавом и надевает их на нос.

      – Ты опять лазал непонятно где?

      – Да.

      – А твоя подруга? Неужели тоже?

      – Нам нравятся заброшки, – хлопаю ресницами я. – Ничего криминального.

      Я давно вышел из того возраста, когда хочется кричать о дружбе с домами. Теперь я прячу свое «Что-то не так» под подушкой, в кармане, под половицами, но предки чуют его за километр. У них хорошее обоняние.

      – Захар. – Матушка внезапно обнимает меня, впервые за миллиарды лет. – Пожалуйста, перестань себя так вести! Иначе мы запретим тебе общаться с Викой!

      – С Торой, – поправляю я. – Вы же мечтали, чтобы я дружил со сверстниками.

      – С нормальными сверстниками, – добавляет батя. – Сынок, мы с мамой решили, что… в общем, заканчивай школу, и переедем в город. Там поступишь в университет. Все наладится.

      Закрой глаза – и ты увидишь бездну.

      Закрой