Чувствуй себя как дома. Мария Британ

способны нас разлучить. А впрочем, так и есть. Пишет Тора чаще всего о расставании.

      Когда она играет на скрипке, ее лицо меняется до неузнаваемости: глаза наполняются уверенностью, решимостью. Тора тонет в музыке, отдаляется от меня с каждой нотой, и я ничего не могу с этим поделать.

      Мы встречаем последние школьные каникулы, навещаем Ворона, обводим наши отпечатки и Облако, объедаемся пирогом с яблоками и жареными орехами. Отбиваемся с Воробьем от Пашки. Плетем косички. И всегда, прощаясь, смотрим друг на друга долго-долго, чтобы запомнить лица на случай апокалипсиса.

      Тора не признается, кем мечтает стать. Еще одна запретная тема. Еще одна опухоль.

      В июне Пашка все же нас достает. Мы сталкиваемся с ним у моря, чуть поодаль от поселка. Тора обожает гулять здесь вечером – нам нечасто удается побыть наедине. С нами постоянно дома́. Вдыхая соленый воздух и стискивая мини-ладонь мини-девочки, я начинаю понимать язык моря. Оно любит затворничество. Слышит миллионы голосов и мечтает оглохнуть.

      Солнце приближается к горизонту. Я сую руки в карманы. У меня завалялась горстка орехов, и мы с удовольствием их уминаем.

      – Приятного аппетита, – желает кто-то.

      Мы оглядываемся. Пашка. Естественно, Пашка. Мокрый, в плавках – он только-только из моря. Странно, что мы его не заметили. На песке валяется доска.

      Пашка уже год занимается серфингом. До него в нашем поселке о подобном и не слыхали – а тут на тебе. Я бы тоже попробовал, но предки ни за что мне не позволят.

      – Как жизнь? – Пашка цокает, да так громко, что язык вот-вот отвалится.

      Тора хватает мой локоть. Паникует – сегодня мы беззащитны.

      – Сыграем в прятки? Поностальгируем, а? Только мне надоело… Надоело искать вас.

      Он расправляет плечи – солдат недоделанный. Ухмыляется – мы на его территории.

      – Прячемся по правилам: от нашей улицы до вашего любимого холма.

      – А если мы не согласны? – сглатываю я.

      – Вчера, когда вы ворковали в гостях у Ворона, – так вы его называете, да? – я все записал. Все-все записал на диктофон. И как вы общаетесь со стеной, чтобы воображаемый друг не плакал. Какое горе, у него отвалилась оконная рама! Я включу эту запись вашим родителям. Интересно, как они отреагируют?

      Тора сжимает кулаки и, не сводя с Пашки взгляда, цедит:

      – Откажись, Захар.

      Но я не могу. Ее предки не шарахаются от нашего «не так». Мои – борются до сих пор и в особо тяжелых случаях пихают мне в глотку пилюли.

      – Нет, давай сыграем. Почему бы и нет?

      Мы же нормальные.

      – Ладно, – неожиданно быстро уступает Тора. – Кто считает?

      На лице Пашки змеится усмешка. Его светлые волосы торчат, как бы он их ни прилизывал. Под губой – ссадина – очередной подарок от Ворона.

      – Ты. – Он толкает меня в грудь. – А мы с твоей подругой спрячемся. Спорим, не найдешь?

      Я кошусь на Тору, и она отдает мне орехи.

      – Потом доедим.

      – Может, будешь считать? – предлагаю я.

      – Да не боись, не обижу я ее. Это ведь просто прятки. – Пашка подходит ко мне вплотную. – Считай до ста.

      Я