Последний час надежды. Константин Бояндин

апреля 2009 года, 21:25

      Это была София. С шахматами в руках – её личный комплект, старенький, маленький – походный.

      – Не передумал? – поинтересовалась она.

      – Нет, – я отошёл от двери, впустил её. Думал, Жан войдёт следом – нет, только София.

      Пока я готовил чай, она расставила шахматы.

      – Белые или чёрные?

      Я бросил монетку и получилось – белые.

      София отошла к письменному столу и села там, спиной ко мне.

      – Ты передумала?

      – Я тренируюсь. Мне необязательно смотреть на доску. Начинай.

      И мы начали.

* * *

      – Брюс, – отозвалась она неожиданно. – Скажи, это нормально, если мне в зеркале мерещится всякая гадость?

      Так. Кто ещё, кроме нас с Шарлоттой, не может глядеть в зеркало?

      – Давай, я расскажу, – предложил я. София не ответила и я предпочёл рассказать поскорее, пока не передумал. Мне вовсе не приятно было переживать это ещё раз.

      – Слон бэ-восемь на е-пять, – отозвалась София. Я сделал её ход и посмотрел на доску. Тяжёлое, но пока не безвыходное положение. – Брюс, знаешь, я говорила с Жаном. Только не обижайся. У него тоже что-то с зеркалами. Он так сказал, если он с Длинным поспорит о чём-нибудь, потом боится в зеркало глядеть, видит там всякую чушь. Если не спорит и делает, как скажут, то всё в порядке. Я думала, он просто сочиняет, чтобы мне не так страшно было. И он меняется, Брюс! Это ужасно!

      Она расплакалась. Всё, что я мог – налить ей воды и сесть рядом. София не позволяет прикасаться к себе, это все знают. Она потянулась ко мне, обняла и ещё сильнее разрыдалась у меня на плече. Я хотел погладить её по голове, утешить, но не осмелился – уже получал от неё по шее.

      – Господи, вы все одинаковые, сами ни на что не решитесь, – она отстранилась, губы её дрожали. Я смотрел в её глаза и сердце билось всё сильнее. Я протянул руку, прикоснулся к её лбу, поправил сбившиеся волосы. Она улыбнулась. И я сделал то, что хотел – погладил её по голове. Мысли смешались и не сразу вернулись на место.

      – Он почти никогда уже не шутит, – София осторожно отстранилась, вытерла глаза. – Всё рассказывает, как у них там с парнями интересно, какими они все крутыми будут. А иногда становится прежним, будто просыпается. Брюс! Мне страшно!

      – Мне тоже, – признался я. – Ты тоже изменилась, Софи.

      Она кивнула.

      – Ладья а-один на а-4, – добавил я. София почти немедленно ответила, – Конь аш-пять на же-три, шах.

      Я покосился на доску.

      – Под удар?!

      – Конь аш-пять на же-три, шах, – повторила она, улыбнулась, и вновь привлекла меня к себе. Смотрела мне в глаза и улыбалась. Слишком близко мы сидим, слишком близко.

      – Пешка эф-два бьёт на же-три, – я почти ощущал вкус её губ, хотя до них было ещё почти сантиметр. А она смотрела и улыбалась, и её руки обжигали сквозь рубашку.

      – Тебе мат в два хода, – добавила она и расстояние между нашими губами исчезло.

      Я не знаю, как долго это длилось. Но пока длилось, в голове всё плыло и смешивалось.

      – Не надо, –