Ютланд, брат Придона. Юрий Никитин

ему в лицо, но взглянула дерзко и бесстрашно.

      – Ты кто?

      – Ты уже спрашивала, – напомнил он.

      – Но ты не ответил!

      – Ответил, – сказал он. – Зовут меня… Ют. Пока этого достаточно. И еще… эту золотую цепь сними.

      – Зачем? – спросила она задиристо, хотя прекрасно понимала, что ехать вот так с крупным бриллиантом на груди глупее не придумаешь. – Это красиво!

      Он поморщился.

      – Просто сними.

      Она с неудовольствием наблюдала, как он принял из ее рук эту драгоценность и небрежно сунул в кармашек седла.

      – Это стоит очень-очень дорого, – напомнила она. – За нее можно выстроить целый город!

      – Или снарядить войско, – согласился он.

      Он отвернулся и начал снимать заседельный мешок. Она возмущенно топнула ногой, но туфелька только провалилась глубже в рыхлую смесь измельченной коры и скорлупок.

      – Позавтракаем, – сказал он.

      Она сказала твердо:

      – Я не желаю!

      – Не желаешь, – сообщил он, – не ешь.

      – А ты будешь сидеть, – спросила она с возмущением, – и есть? При мне?

      Он поднял от мешка голову и смерил ее взглядом. Девчонка красивая, но слишком кукольная, изнеженная, ненастоящая. Крупные голубые глаза, длинные загнутые ресницы, маленький пухлый рот, как у ребенка, маленький носик, да еще и вздернутый, приподнятые брови, из-за чего на лице постоянное выражение удивления и некоего укора, будто он что-то не так сделал. Птичий щебечущий голосок, слишком тонкий, пищащий, капризное выражение на мордочке…

      Ладно, потерпим. В деревне, где корчевал лес, он терпел намного больше.

      Она в свою очередь рассматривала его с неприкрытым вызовом. Высок, широк в плечах, но еще не набрал достаточно мяса, как у взрослых мужчин, хотя кости массивные, а жилы везде объемные, толстые, что говорит о будущей или уже нынешней силе. Пластины грудных мускулов почти плоские, но уже очерчены будущие объемы, будет нечто громадное. Тонок в поясе, это понятно, еще мальчишка, ноги мускулистые, значит, не всегда в седле, приучен бегать и сам…

      Но главное – лицо: бесстрастное, холодное, где ни одна черточка не двигается, глаза иногда просто сонные. Лишь однажды в них загорелся красный огонь, а радужка стала пурпурной, ее охватил тогда холодный ужас, будто посмотрела в глаза самой смерти, но он лишь стоптал конем загородивших дорогу напавших на город. Вырвались на простор, и глаза снова стали холодными и равнодушными, как у рыбы.

      Ютланд разложил на чистой тряпице мясо, сыр и хлеб, опустился на землю и довольно потер руки.

      – Тебе сколько лет? – спросил он внезапно.

      – Двенадцать, – ответила она с вызовом. – Скоро будет тринадцать!

      Он оглядел ее снова. Слишком много драгоценностей на слишком пышном платье, что делает ее старше, а на самом деле, оказывается, даже моложе на целый год.

      – И такая дура, – сказал он сухо.

      Она вскипела:

      – Это почему же?

      – Должна знать, что в походе даже тцары не капризничают. И жрут все, что попадается в дороге.

      Она