Сергей Горбатов. Всеволод Соловьев

мне и двух слов не удалось сказать с тобою. Не слыхать ли чего? О чем говорят в городе?

      – А все о том же, матушка, у всех на языке и на уме приезд Светлейшего, многие голову повесили.

      – Голову повесили, – тихо повторила Екатерина. – И с чего это так его не любят, кому он стал поперек дороги?! Все зависть, мелкая зависть… Да, никто не любит его, только Бог да я его любим… Вот и я тоже целые дни думаю о его приезде!.. Ох, как мне нужен Светлейший!.. А и боюсь: бранить меня будет… уж так и знаю – большие у нас выйдут споры! Пожалуй, от некоторых планов придется отступиться. Ведь вот, Марья Савишна, человек! Вот голова! Иной раз со всех сторон обдумаешь дело, решишь, что так-то вот нужно поступить непременно, все ясно, яснее и быть не может, а он придет, заговорит и найдет ошибку – и поневоле приходится по его делать…

      – Уж что и говорить, что и говорить, – повторяла Марья Савишна. – Золотая голова у светлейшего! Одну только еще такую головку знала: покойник Григорий Григорьевич…

      – Да, – раздумчиво произнесла Екатерина, – правда твоя – эти два человека были мне судьбою посланы, без них я бы пропала. Только молоды мы были с Григорием Григорьевичем, во многом тогда ошибались. Теперь уже не то время, не те годы. А вот Светлейший не ошибается!

      Екатерина задумалась. В одну минуту многое мелькнуло из ее прошлого: молодая, полная сил, кипучая умственная деятельность с даровитым помощником, Григорием Орловым, мечты о благе человечества, дружба с философами… Теперь из этого осталось очень мало. Бюст Вольтера, перед которым чуть не молилась императрица, брошен; бюст Фокса тоже. Вашингтон, от геройства которого трепетало сердце, который представлялся великим освободителем своей родины, теперь уже в ее глазах мятежник. Мечты о народном благе являются все реже и реже, их заменили другие мечты и планы. Величие России – вот о чем грезит Екатерина. Восстановление Греческой империи на берегах Босфора – вот заветный план ее и Потемкина. Славные победы, военная сила, крепость правительства – вот единственные оплоты против той бури, которая начинается на Западе и так тревожит Екатерину.

      Она вздохнула. И вдруг ее мысли от этих тревожных предметов, денно и нощно занимавших ум ее, перешли к другому предмету, не менее тревожному, наполнявшему ее женское сердце, несмотря на годы, не успевшее еще состариться.

      – А что граф?.. Что Александр Матвеич?.. – с волнением в голосе спросила она Марью Савишну.

      – Ведь я просила тебя пораньше послать вниз узнать, как он провел ночь – вчера он мне совсем больным показался.

      – И узнала, – ответила Перекусихина. – Лег часов в одиннадцать, не позже, и по сие время почивает. Да не тревожьтесь, матушка, какая там болезнь – человек молодой, здоровый… ну, прихворнул немножко, что за беда. А то и так, просто капризен он у нас стал… избаловали мы его больно.

      – Ну что за баловство! – перебила Екатерина.

      – Я стараюсь награждать по заслугам, а заслуги Александра Матвеича немалы, и уж особливо теперь, в отсутствие Светлейшего, я без его помощи ни в чем обойтись