Триумф графа Соколова. Валентин Лавров

Пушкина принялся за том Константина Батюшкова «Опыты в стихах и прозе», вышедший в 1817 году. Соколов открыл наугад – выпала сороковая страница, глава «О характере Ломоносова»: «По слогу можно узнать человека… Характер писателя в его творениях. По стихам и прозе Ломоносова мы можем заключить, что он имел возвышенную душу, характер необыкновенно предприимчивый и сильный…»

      Задумчиво посмотрел в ночную мглу, стремительно убегавшую за окном: «Прекрасно и точно подметил поэт! И все же… Разве имеет возвышенную душу особа, которая писала послание Гарнич-Гарницкому и которая помогает убийцам?»

      В дверь вновь настойчиво долбанули, начали стучать громче прежнего.

      Азартные соседи

      Соколов положил книгу на столик, распахнул дверь. И вновь, раскачиваясь в такт вагону, стоял кавалерист. Выпучивая глаза и раздувая щеки, он сердито смотрел на Соколова. Крикнул:

      – Не позволю в грудь толкать! Ва-ам, сударь мой, наглость не пройдет-с. Я дуэлянт отчаянный, кодекс назубок знаю-с. Напоминаю невеждам: «Для наличности оскорбления действием-с необходимо прикосновение или попытка к тому. Прикосновение равносильно удару». Глава третья, параграф «С». – Кавалерист сделал ударение на последней «а». – Оскорбление третьей степени-с. Вызываю драться на пистолетах. Как только остановимся в Бологом – к барьеру, там остановка полчаса. Не сомневайтесь, коммивояжер, я вас успею застрелить, а секунданта сей миг пришлю.

      Соколов, уже не скрывая усмешки, сказал:

      – Зачем же такая кровожадность, любезный? Сразу же – дуэль! Тем более что на дворе тьма кромешная. Может, позволите до Москвы подождать?

      – Не позволю-с! – Сделал паузу. – Впрочем… как там вас зовут… у вас есть шанс.

      – Как приятно! Может, мне удастся задобрить вас и избежать стрельбы?

      – Во-первых, вы попросите прощения. Во-вторых, предлагаю: пройдем в соседнее купе раскинуть партию. Устроим, так сказать, дуэль картежную. Га-га! – Кавалерист громко зареготал.

      Соколов развел руками:

      – Насчет прощения, боюсь, ничего не выйдет. А вот в карты, если вы так настаиваете, то я в безвыходном положении, вы меня вынудили.

      – То-то! И не пытайтесь улизнуть-с, я страсть как не люблю статских штафирок. – Кавалерист подергал волосатыми ноздрями.

      Соколов, вновь напуская на себя застенчиво-смиренный вид, поинтересовался:

      – Мне переодеться или так позволите, по-простому?

      – Да хоть в исподнем, – с раздражением отвечал кавалерист. – Только деньги возьмите. Я, знаете, в долг не играю.

      – Зачем в долг, наше дело дорожное, – вздохнул Соколов. – Тут, конечно, сподручней сразу расчет сделать.

      Соколов отправился на игру.

* * *

      Гений сыска вошел за кавалеристом в прокуренное соседнее купе. Развалившись на диване, в непринужденной позе сидел с узким, полуинтеллигентным лицом, с ежиком рыжеватых волос, с тонкой, по новейшей американской моде, ниточкой усов и со шрамом через всю щеку человек лет тридцати, тот самый, который раскланивался с сыщиком прежде, в коридоре вагона. Он протянул влажную ладонь:

      – Иван Гаврилович Елагин,