Дом последней надежды. Карина Демина

всего лишь узкая, с мизинец, полоска кожи, которая вряд ли видна наблюдателю, но с матушкой не спорят.

      Карпы смотрят на Иоко, и глаза их круглы, как у Кибэй…

      Еще, говорят, у нее грудь огромная, как у коровы, поэтому Кибэй обматывают полотном, прежде чем обрядить в кимоно.

      Этот день тянется бесконечно.

      И Иоко устает.

      Но что есть усталость, когда от нее зависит их с матушкой судьба?

      Она задерживается ненадолго в беседке, где накрыты столы, и замечает Кибэй, чье лицо выражает все эмоции, Ки испытываемые: и раздражение, и обиду… и еще голод. Выросшая неприлично высокой, Кибэй много ест, нисколько не задумываясь о том, что ни один ханай в здравом уме не возьмет в дом столь прожорливую невесту.

      Кибэй берет крохотные кусочки ёкан[4] пальцами, выбирая те, что потемнее, засовывает их в рот и глотает, не жуя. Меня она не замечает.

      А стол обилен.

      Здесь есть и наримоти[5], покрытые пастой из фасоли адзуко, и засахаренный имбирь, и нарикири[6].

      Запеченные побеги молодого папоротника с сиропом из жженого сахара.

      Сушеные бобы в глазури и амэ[7].

      Подобного разнообразия и в моем доме не сыскать было, хотя матушка всегда ценила сладости.

      Не в моем.

      Я – не она, красавица из восточной сказки. Никогда их не понимала и не любила, вот парадокс…

      Иоко пробует что-то, как по мне, вязкое, больше всего похожее на застывшую медузу. Она медленно жует, стараясь сохранить отрешенное и задумчивое выражение лица. Она знает, что жующий человек некрасив, но и отказываться от угощения Наместника невежливо.

      Матушка ее одобрительно щурит глаза и переглядывается с пожилой женщиной в черном кимоно.

      Я помню, что это – Юнай и она приходится матушкой неудачливому торговцу, который из дальнего похода, помимо золота и вещей редкой, удивительной красоты, привез белокожую супругу. И что за счастье, что прожила она недолго? Кровь ее пережила и холодные зимы, и студеные весны, когда младенцы мерли от малейшего дуновения ветерка. Ки выросла.

      Позор семьи.

      И теперь старательно жевала глазированные бобы, нимало не чинясь, что поведение подобное позорит и ее, и несчастную Юнай, и весь род.

      Поговаривали, что и отец ее ныне находится по ту сторону каменных вишен, поддавшись настойчивым уговорам матушки, которая не утратила надежд на нормальный брак сына.

      И может, это обстоятельство и было причиной недовольства Мины.

      Иоко пригубила травяного отвара.

      И продолжила прогулку.

      Она знала, что ее ждет Аллея плачущих лип. И сад белых камней, который большинство девиц игнорировали, опасаясь, что средь белоснежных валунов их наряды окажутся невыразительны, но Иоко выше страха.

      Сон тянется, как эта прогулка.

      И я ощущаю жажду вместе с ней.

      И голод, который с каждой минутой становится сильнее, и в животе у Иоко урчит совершенно неподобающим образом. Это урчание было настолько неприлично,

4

Пастила из бобовой пасты и агар-агара.

5

Колобки или лепешки из варенного на пару и толчёного белого риса.

6

Пирожные из белой фасолевой пасты, сахара и тертого горного ямса.

7

Вид карамели из крахмала и сахара.