Дом последней надежды. Карина Демина

приветствуя гостя столь важного. – Она не сумела родить ребенка, поэтому ее вернули.

      Мацухито неловко сползла с возка, и плечи ее вздрагивали от рыданий.

      – Она много ест. Много говорит. Много плачет. А работает мало. Мои жены ею недовольны.

      Мацухито всхлипнула.

      – Ей поручили смотреть за детьми. Она уснула. Мой сын едва не утонул. Я поколотил ее, но она вновь уснула… и в колыбель моей дочери заползла змея. Она неряшлива. Бестолкова. И у меня не получится найти ей другого мужа.

      Он выгнал бы сестру, если бы не боялся гнева предков.

      Нет, он не сказал ничего такого, но Иоко научилась читать молчание.

      – Здесь пятнадцать золотых лепестков, – сказал он, протянув узкую шкатулку. – Этого хватит? У нее есть два кимоно и три красивых пояса…

      Мацухито оказалась молчаливой и слезливой. Плакала она и днями, и ночами, изрядно раздражая Иоко этой своей привычкой.

      Может, поэтому разговора не вышло?

      Кэед привез отец. Он вел серого ослика, на спине которого боком, как и положено невесте хорошего рода, восседала Кэед. Рядом ступал слуга с бумажным зонтом, чье желтое лицо было сморщено, как печеное яблоко. Казалось, он вот-вот разрыдается.

      А Кэед была спокойна.

      Она смотрела прямо перед собой и улыбалась.

      Мила.

      Кротка.

      Воспитана, как и подобает хорошей невесте. Длинные рукава ее фурисодэ почти достигали крошечных ножек.

      Ее бабушка, помнившая свои корни, некогда замотала их бинтами. И теперь стопы Кэед были столь малы, что ходила она с трудом, а каждый шаг причинял муку. Но она улыбалась.

      Всегда улыбалась.

      Когда слуга обмахивал веером ее лицо.

      Или когда отец, раскрыв шкатулку, торговался, то и дело размахивая руками, отчего делался похожим на старого облезлого петуха. И, глядя на безмятежную эту улыбку, Иоко не уступала. Она кланялась. Соглашалась с доводами любезного Нануки, уважаемого купца, который плакал, расставаясь с любимейшей дочерью, но не уступала ни медяшки… а заодно уж вытягивала еще одну простую историю.

      Кэед появилась на свет в первом браке, который Нануки-купец заключил, будучи совсем еще юным и не слишком богатым в отличие от родителей невесты. Они дали хорошее приданое.

      Очень хорошее.

      И видят боги, эти деньги Нануки сохранил и приумножил. А его супруга, толстая и ленивая, обладавшая грубым голосом и на редкость дурным нравом, ни в чем не знала отказа. Смерть ее в родах – лишь милость богов, освободивших Нануки от тяжкого груза…

      Нет, то были вторые роды…

      Первыми она произвела на свет Кэед, крохотную девочку, которая тогда казалась воплощением всех возможных достоинств. К сожалению, сам Нануки не мог заниматься воспитанием дочери, дела его торговые требовали внимания, да и где это видано, чтобы мужчина тратил свое время.

      Сорок пять лепестков, госпожа.

      Кэед тиха и неприхотлива. Она не доставит проблем…

      Ее растила мать жены, а уж у нее имелась мечта – сделать внучку наложницей Императора, и, быть может, не только наложницей… У Нануки теперь много