Пугачев и его сообщники. 1773 г. Том 1. Николай Федорович Дубровин

воспользоваться неудовольствием казаков, подговорить их к побегу и сделаться их атаманом воскресла у Пугачева и казалась легко исполнимой[233].

      – Я поеду сам на Кубань, – говорил он, – и буду уговаривать к тому яицких казаков.

      – Поезжай на Яик, – отвечал Филарет, – и скажи казакам, что ты можешь их провести туда; они с тобой пойдут с радостью, да и мы все пойдем. Если тебя на Яике не примут и ничего там не сделаешь, в Симбирск не езди; там хотя и запишут, но не скоро, а поезжай лучше в Казань.

      – Да ведь у меня и в Казани знакомых нет ни единого человека, – заметил Пугачев.

      – У меня есть в Казани приятель, купец Василий Федорович Щолоков, он наш старовер, человек добрый и хлебосол. Буде я с тобой сам в Казань не поеду, так скажу тебе, где его сыскать, а там он за тебя постарается и попросит.

      Пугачев поблагодарил Филарета и, чтобы вернее отделаться от отправления в Симбирск, просил его замолвить слово малыковскому управителю. Филарет согласился, и они вместе с Логачевым поехали обратно в Малыковку. По дороге, в селе Терсах, Пугачев купил пуд меду и, подарив им управителя, получил разрешение остаться в Малыковке до Крещения. Желая воспользоваться этим временем и побывать в Яицком городке, Пугачев решился расстаться с Логачевым.

      – Ты, Алексей, теперь иди куда хочешь, – сказал он, – а я стану здесь жить с отцом Филаретом.

      Пугачев обманул Логачева[234] и через несколько дней уехал вместе с Филаретом в Мечетную слободу (ныне Николаевск Самарской губернии), где остановился у тамошнего жителя Степана Косова, а Филарет отправился в свой монастырь [235].

      У Косова Пугачев оставался недолго: мысль воспользоваться волнениями на Яике, подговорить казаков уйти с ним на Кубань не покидала его. Окрестив у Косова ребенка и узнав, что тесть Косова, крестьянин Семен Филиппов, собирается ехать на Яик с хлебом, Пугачев воспользовался таким удобным случаем[236].

      – Возьми, Семен Филиппович, и меня с собой на Яик, – говорил он, – я хочу ехать туда купить рыбы и взыскать по векселю с брата своего сто рублей.

      Заняв денег у старца Филарета, Пугачев отправился в путь, и чем ближе подъезжал он к Яику, тем труднее ему было скрывать истинные свои намерения: он чувствовал потребность высказаться. Будучи кумом Косова и считая Филиппова близким себе человеком, Пугачев не счел нужным таиться.

      – Что, Семен Филиппович, – спрашивал Пугачев, – каково жить яицким казакам?

      – Им от старшин великое разорение, – отвечал Филиппов, – и многие уже разбежались.

      – Так вот что я тебе поведаю, Семен Филиппович, ведь не за рыбой я на Яик-то еду, а за делом. Я намерен подговорить яицких казаков, чтоб они, взяв свои семейства и от меня жалованья по двенадцать рублей, бежали на Кубань и, поселившись на реке Лабе, отдались в подданство турецкому султану. У меня оставлено на границе товару на двести тысяч рублей, которыми я бежавшее Яицкое войско и коштовать буду. А как за

233

Гос. архив, VI, д. № 460.

234

Оставшись без всяких средств к жизни, Логачев нанялся за 90 руб. в солдаты за крестьянина села Терсы, Филиппа Бередникова; служил сначала в Нарвском пехотном полку, а потом был переведен в Симбирский гарнизонный батальон, откуда и взят к допросу.

235

В то время поселения на р. Иргизе состояли из одних только раскольников. По переписи, произведенной сначала в 1762, а потом в 1765 г., было следующее число душ и селений на Иргизе: в селе Красном Яре 95 душ, в Рождественском (Перекопная Лука тож) 269 душ, в Березовом Починке 79 душ, в Овсяном гае, что у мостов по Яицкой дороге, 62 души, в Криволуцкой слободе 258 душ, в Криволучье, что в Медвежьем гаю, называемое Авраамиев скит, 17 душ, в дер. Кармяшке (Криволуцкий остров тож) 42 души, Мечетной слободе 300 душ, в местечке Мечетном, называемом также Пахомиев и Филаретов скиты, 29 душ, в Старицком юру, называемом Исакиев скит, 37 душ – а всего 1188 душ (Гос. архив, VI, д. № 490). Об иргизских монастырях см. Сын Отечества, 1847 г., ч. 181.

236

Ср. Сочинения Державина, Я. Грота, т. VIII, с. 139.