Пугачев и его сообщники. 1773 г. Том 1. Николай Федорович Дубровин

его с товарищем как можно скорее в Польшу.

      – Погодите немного, – отвечал Василий, – пока с теперешнего места перейдет застава, тогда я вас и провожу.

      Ждать пришлось довольно долго, и Пугачев с Коровкой прожил у старца Василия недель с пятнадцать. Наконец старец вывел их на тропинку, по которой нельзя было двигаться иначе как пешему, и сказал, что это прямая дорога на Ветку. Здесь Пугачев оставался не более недели, а затем отправился на Добрянский форпост, где встретил множество беглых русских, выдерживавших карантин.

      – Как, братцы, являются на форпосте? – спрашивал Пугачев.

      – Ты как придешь к командиру, – говорили люди бывалые, – так он тебя спросит, откуда ты и что за человек? Ты скажи: я родился в Польше и желаю идти в Россию; тогда тебя не станут больше спрашивать, а если ты скажешься, чьим из России, то сделают привязку.

      Пугачев так и сделал.

      – Откуда ты? – спросил его майор Мельников.

      – Из Польши.

      – Какой ты человек и как тебя зовут?

      – Я польский уроженец; зовут меня Емельян Иванов, сын Пугачев[228].

      Командир форпоста приказал записать его имя в книгу и отправил в карантин, где его не раздевали, а заставили перейти через огонь, и потом доктор посмотрел ему в глаза.

      – Ты здоров, – проговорил он, – но надобно тебе высидеть в карантине шесть недель.

      В карантине Пугачев познакомился с таким же выходцем, как он, беглым солдатом 1-го гренадерского полка, Алексеем Семеновым Логачевым. Оба они признались друг другу: один – что он беглый солдат, а другой – что он беглый донской казак, и условились идти вместе на поселение на Иргиз, в дворцовую Малыковскую волость. «А как есть им обоим было нечего, то работали тут в Добрянке у жителя Косоротова баню»[229].

      По окончании карантина Пугачев и Логачев 12 августа 1772 года явились к майору Мельникову, от которого и получили паспорты [230] для свободного прохода на Иргиз. Не имея ни денег, ни запасов, они отправились к добрянскому купцу Кожевникову, часто приносившему в карантин милостыню, и получили от него на дорогу целый хлеб.

      – Куда же вы теперь идете? – спросил Кожевников.

      – Идем на Иргиз.

      – Кланяйтесь там отцу Филарету, меня на Иргизе все знают.

      Пугачев запомнил это имя и впоследствии широко воспользовался поручением Кожевникова.

      Из Добрянки Пугачев и его спутник направились в деревню Черниговку, к знакомому ему жителю Коверину, а оттуда к Осипу Коровке. Последний пенял Пугачеву, что так долго не приезжал, и, не видя сына, спрашивал: где он?

      – Я сына твоего оставил в Ветке, – отвечал Пугачев, – нанял ему лавку и посадил торговать серебром. Теперь я поеду на Иргиз и там жить буду, а если там жить будет худо, то можно уехать на Кубань, куда ушли некрасовцы.

      Коровка хотя и не поверил всем рассказам Пугачева, но, но усиленной его просьбе, дал ему пять рублей на дорогу и возвратил оставленную у него лошадь, на которой тот и приехал опять в Черниговку. Переночевав у Коверина, Пугачев

228

Пугачев не скрывал своего имени и не назывался здесь пензенским купцом, как сказано в Чтениях (1858, кн. II), у Щебальского и других. До сих пор основанием для исследователей служили «Допросы Пугачева» (Чтения, 1858, кн. II) или, вернее, первое показание Пугачева, данное в Яицком городке 16 сентября 1774 г. Показание это напечатано с неверной рукописи и совершенно искажено: в тексте пропущены целые строки, переиначены собственные имена и название местности. Цифры правительственных войск и силы Пугачева также неверны: на с. 25 напечатано 100 т., а следует 10 т. заводских крестьян; напечатано 4 т. башкирцев вместо 400. Не имея возможности перечислять здесь все неточности, должно сказать, что на одном этом показании основываться невозможно. В Тайной экспедиции в Москве Пугачев от многого отказался, сознался, что много выдумал, и был уличаем на очных ставках своими сообщниками. Эти показания могут служить источником только при сличении их с показаниями других лиц. Еще большему искажению подверглись напечатанные в той же книжке Чтений: 1) дополнительное показание Пугачева и 2) допрос, учиненный государственному злодею и самозванцу Пугачеву в присутствии П.С. Потемкина 1774 г. октября со 2-го по 5-е число. Последний следует читать так: «Допрос, учиненный государственному злодею и самозванцу Пугачеву в присутствии генерала графа Панина и генерал-майора Потемкина октября со 2 по 5 число в Симбирске».

229

Показание Пугачева 18 ноября 1774 г. Показание Логачева 13 декабря 1774 г. // Гос. архив, VI, д. № 512; Донесение казанского губернатора Брандта Сенату 21 марта 1773 г. // Там же, д. № 414.

230

Вот подлинный паспорт Пугачева, данный ему на Добрянском форпосте:

«По указу ее величества государыни императрицы Екатерины Алексеевны,

самодержицы Всероссийской и проч., и проч.

Объявитель сего, вышедший из Польши и явившийся собой при Добрянском форпосте, веры раскольнической, Емельян Иванов, сын Пугачев, по желанию его для житья определен в Казанскую губернию, в Симбирскую провинцию к реке Иргизу, которому по тракту чинить свободный пропуск, обид, налог и притеснений не чинить и давать квартиры по указам, а по прибытии явиться ему с сим паспортом Казанской губернии в Симбирскую провинциальную канцелярию. Тако ж следуючи и в прочих провинциальных и городовых канцеляриях являться; праздно ж оному нигде не жить и никому не держать, кроме законной его нужды. Оный же Пугачев при Добрянском форпосте указанный карантин выдержал, в котором находится здоров и от опасной болезни, по свидетельству лекарскому, явился несумнителен. А приметами он: волосы на голове темно-русые и борода черная с сединой, от золотухи на левом виску шрам, от золотухи ж ниже правой и левой соски две ямки, росту 2 аршина 4 вершка с половиной, от роду 40 лет. При оном, кроме обыкновенного одеяния и обуви, никаких вещей не имеется. Чего в верность дан сей от главного Добрянского форпостного правления за подписанием руки и с приложением печати моей, в благополучном месте 1772 г. августа 12». На подлинном написано: майор Мельников, пограничный лекарь Андрей Томашевский и каптенармус Никифор Баранов (Гос. архив, VI, д. № 413).