Люди остаются людьми. Исповедь бывшего узника. Юрий Евгеньевич Пиляр

расстегиваем шинели и садимся на лавку к столу. Лейтенант вынимает кисет и угощает табачком старика, который, не снимая шубенки, усаживается напротив.

      – Как живете тут, дедушка?

      – А ничего жиём, не трогают, слава Богу, – охотно отвечает старичок, ловко ладя кривыми пальцами цигарку. – Не жалимся.

      – Вы один живете? – спрашиваю я.

      – Не один… постояльцы всегда есть, не дают пропасть: кто хлебца, кто чего иного. Так и жиём.

      – А родные где?

      – А родные, кто где. Сноха с малыми куировалась, сынок воюе. Старуха недавно померла… Но ничего, схоронили, ничего.

      Лейтенант толкает меня коленом.

      – Давай сообразим насчет закусить. И отец не откажется.

      Старичок оживает, бросает шубенку на печь и принимается хлопотать вокруг заляпанного чем-то белым самовара. Сунув зажженные лучины в трубу, он тащит его в сени. Мы развязываем вещмешки и достаем сухой паек, выданный в медсанбате: четыре сухаря, кусок сахара, комочек комбижира и плитку концентрата горохового супа-пюре.

      Через четверть часа мы дуем на кружки, грызем сухари. Старичок прячет в карман выделенную ему долю сахара, сухари делит на три равные части.

      – Так и жиём, – твердит он.

                                                 2

      Еще не успеваем распроститься с гостеприимным хозяином, как в дверь снова стучат. – Слава осподи, – бормочет старик, натягивая драный кожушок.

      В избу вваливается плотный румяный человек с седеющим пучком усов под шишковатым носом, в белой чистой шубе, затянутой скрипучими ремнями.

      – Здравствуй, дед… А вы кто, товарищи?

      По виду он большой начальник, голос тоже уверенный. Мы подтягиваемся.

      – Возвращаемся из медсанбата… Лейтенант Огурцов.

      – Военный переводчик второго разряда. Человек устремляет на меня светлые глаза, присматривается и говорит:

      – Постой… Ты казал переводчик? Який переводчик?

      – Немецкого языка. Из штаба полка.

      – От это дило. А я как раз шукаю переводчика… А ну, идем зо мной.

      Я переглядываюсь с лейтенантом.

      – Идем, идем, – повторяет плотный. – Я комиссар штаба дивизии Николаенко.

      Лейтенант, прощаясь, встряхивает мне руку, потом просит у комиссара штаба разрешения идти и, козырнув, исчезает за дверью.

      Николаенко и вслед я тоже выходим. Подле колодца стоит кошевка. Ездовой, курносый парень, поит из ведерка лошадь.

      – Так ты переводчик? – рассматривая меня на ярком свете, вновь справляется Николаенко. – Скильки тоби рокив?

      – Восемнадцатый.

      – Гарный хлопец… Комсомолец?

      Николаенко расспрашивает, откуда я родом, как попал на фронт, и под конец решительно заявляет:

      – Едем в штадив.

      Резвая лошадка живо доставляет нас в большое село, раскинувшееся по обе стороны речки. Проходим мимо часового в просторную, без перегородок, с окнами