Люди идут по дороге. Сергей Владимирович Киреев

жизнь идёт. За это можно выпить».

      «Вы, Евгений, банкрот!» – он наглел понемногу.

      Женька в горькой тоске, как в тягучем дыму,

      Растворяясь, тонул. Он сказал педагогу:

      «Ладно, можешь идти. Сам напьюсь на дому».

      Вот врачи говорят, что от пьянства все беды.

      «Это бред, – я отвечу, – поросший быльём.

      Всё путём, если, рюмку махнув за обедом,

      Ты при этом башку не роняешь в бульон».

      Вот Онегин – он пил каждый день по бутылке

      (Пусть не водку, вино) – кто не верит, прочти.

      А в завязке бы был – до Сибири, до ссылки

      Только так с декабристами мог бы дойти.

      Вот и Женька лимонов нарезал на блюдце, —

      Чтоб делов не наделать, бутылку открыл:

      «А ведь верил я им, надо ж так лохануться!

      Да уж лучше б в Россию давно бы свинтил!»

19

      Прошло пять дней. Он всё ещё поддатый,

      Он за дубовым письменным столом

      Сидит, как Герцен в Лондоне когда-то,

      И книгу пишет – «Думы о былом».

      «Куда, куда ты, друг мой, Вовка, сгинул, —

      Какой-то в нём звучит глухой гудок, —

      Напрасно я тебя на бабки кинул!

      К чему лукавить? Это был кидок!

      Ты, может, в экономике и слабый,

      Ну хоть бы уж на шухере стоял,

      Когда бы я у Таньки втихаря бы

      Мобилу и компьютер проверял!»

      Вот тут я, скромный автор, снова встряну,

      Чтоб раз и навсегда вопрос закрыть —

      Что даже и во сне, не только спьяну

      Нельзя такие вещи говорить.

      Напомню: я не Пушкин и не Шиллер,

      И в лирике вообще ни в зуб ногой,

      Тут целый у меня шпионский триллер

      Заместо песни вышел сам собой.

      И, кстати, план когда-то был у Женьки —

      С искусством подружиться, не дремать, —

      Бюджет пилить, а, если короте́нько, —

      Блокбастеры по триллерам снимать.

      И что теперь? Измена и засада,

      Где Танька рулит, чёртово жульё!

      Всем Скотланд-Ярдам, Абверу, Моссаду,

      Всем ЦРУ – куда им до неё!

      Как плесень, мо́ зги Женькины покрыла пелена,

      Вокруг него такая паутина сплетена,

      Что где, куда, какую ставил подпись, —

      Запутался, забыл он. С Таньки – как с гуся вода, —

      С гусыни – слёзы Женьки. Вы не правы, господа,

      Когда вы над блондинками смеётесь!

      В общем, Женька разделан, как рыба на блюде.

      Джон в графическом виде рисует итог,

      Общий куш на троих. «А повежливей будет! —

      Танька ржёт, – ха-ха-ха!!» И грустит педагог.

      Кстати, он наш земляк из эпохи застоя.

      Он сперва отбивался: «Ни-ни, ни гу-гу!

      Педагогика, музыка – это святое!

      Как хотите, ребята, а я не могу!»

      Джон ещё ухмыльнулся тогда: «Ты прекрасен!

      Уважаю таких. Молодчина! Зачёт!

      Шесть процентов – твои. Было пять. Ты согласен?»

      И вздохнул педагог, и промямлил: «Идёт!»

      Всё разыграно было решительно, твёрдо, —

      Как по нотам,