Опыт моей жизни. Книга 2. Любовь в Нью-Йорке. И.Д.

встаю, мы идем с ним танцевать, а мне так отчаянно хочется положить ему голову на плечо и просто расплакаться, пожаловаться ему как старшему другу: наверное, никогда в моей жизни так и не будет Любви. Я растворяюсь в толпе, в чаду, в музыке, в мигании разноцветных лампочек, в его объятиях, от которых мне неловко. А может, именно тогда, когда я окончательно отчаюсь и потеряю надежду, она (Любовь) возьмет да придет?! В самый неожиданный момент… ведь так бывает!

* * *

      Когда принесли счет, я заметила, что Женя и Майкл, отойдя в сторону, долго совещались и оба вытащили свои кошельки.

      – В Союзе было принято, чтобы платил тот, кто пригласил всех, – говорит Фаина. У нее опять кислое лицо. – А здесь… здесь так принято – каждый платит за себя.

      – Ты недовольна тем, что приехала в Америку? – спрашиваю я у Фаины.

      – А чем здесь быть довольной? Одна депрессия от этой Америки!

      – Да? – говорю я, обрадовавшись, что хоть кто-то еще думает так, как я. – Ты, правда, так считаешь? А что именно тебе не нравится здесь?

      – Какая радость от того, что здесь все есть, если то же самое есть у всех?! В Союзе, помню, достанешь модный ватник или туфли импортные, так носишь их, какое удовольствие получаешь! А здесь – что толку, что обуви всякой, видимо-невидимо! Во-первых, когда такой большой выбор, глаза разбегаются, не знаешь, что и покупать, а во-вторых, какая радость от такой обуви, если ее каждый дурак купить может?

      – А-а-а… – сказала я. – А чего же ты приехала сюда? Родители привезли?

      – Да не-е-ет… родители сами подневольные жертвы. Они тоже в депрессии, не могут прижиться в этой Америке. Старикам, так вообще, тяжелее всего.

      – Так, как же вы приехали? Кто был инициатором? – удивилась я.

      – Брат мой, он религиозный. Он хотел очень уехать. Он всех нас и потащил за собой.

      – Один брат троих потащил? – удивилась я. – А зачем же вы подчинились?

      – Честно говоря, когда он эту идею выдвинул, я не была так уж сильно против. Мне казалось, что Америка – это что-то особенное. Только когда уже приехали, я увидела, как все тут, но теперь уж поздно.

      – Ты же можешь вернуться! – сказала я. – Тем более, что твои родители, тоже хотят этого же.

      – М-м-м… нас там уже ничего не ждет, – пессимистично сказала Фаина. – Квартиры уже нет. Как-то там уже все нарушено. Здесь – худо-бедно – живем, свыклись.

* * *

      Поздняя ночь. Наша машина припаркована у освещенного подъезда Жениного дома.

      – Ты пьян, Женя. Уже четвертый час утра, отвези меня домой, – говорю я.

      – Нет, я не понимаю, что мешает тебе остаться у меня? Ведь тебе хорошо со мной?

      – Женя, я уже в пятый раз повторяю тебе одно и то же. Ты мне приятен, но этого недостаточно, чтобы я у тебя осталась.

      – Комплексы. Все комплексы. Промыли твою головку начисто. Да ни черта я не пьян, не делай рожи! Я выпил, да, но я не пьян. Я никогда не пьянею.

      С минуту мы сидим молча.

      Я смотрю, как он в упор, исподлобья глядя на руль, царапает его