Der Kamerad. Виктор Улин

голубая вода.

      Брызгались дети, обнимались парочки, обсуждали насущности толстые российские матроны.

      На площадки около эстрады гремела музыка, аниматоры собирали команду для игры в мячик, которую каждый день устраивали в мелкой части бассейна

      Я был среди них и сам по себе – тут и не тут, везде и нигде.

      Выпивка подняла меня на крылья и я куда-то летел – отрешенный и почти счастливый.

      – …Хай, Ойген!

      Веселый голос раздался сзади. Я обернулся.

      Вдоль края бассейна шагал татуированный Дик с обнимку со своей Симоной.

      – Хай, Дик! Хай, Симона! – ответил я, приподняв стакан. – Прозит!

      – Bis zum Abend! – не спросил, а радостно сказал голландец.

      – Jawohl! – подтвердил я.

      Симона лучисто улыбнулась, подняла руку и пошевелила пальцами, приветствуя меня.

      Я посмотрел ребятам вслед; черноволосая девушка Дика была слегка беременна. Наметившееся материнство светилось в ее фигуре.

      –…Хай, Юджин!

      Мое интернациональное имя допускало разные варианты. Поляк Кристиан звал меня «Евген». Дик обращался классическим немецким Ойгеном. Для Лауры, употреблявшей только английский, я был «Юджином». Меня это не напрягало, а забавляло. Я имел три, если не четыре лица и был един в ипостасях.

      Я повернулся в другую сторону. Лаура шагала впереди, я отметил, что если роста в ней было сто восемьдесят пять сантиметров, то два метра составляли конечности. Хербен еле поспевал за ней и выглядел непразднично в затрапезной бейсболке цвета хаки. Имей я девушку с такими ногами, то от счастья не бежал бы за ней, а летел по воздуху.

      – Хай, Лаура!!!

      Кажется, я крикнул слишком громко и радостно. Девушка остановилась.

      – Хай, Сток!

      Друзья звали Хербена «Стоком», только я забыл, что это означало по-голландски: просто «длинный», просто «тощий» или то и другое.

      – Матка Боска! – Хербен просиял.

      Точнее, превратился в одну сплошную улыбку.

      Лаура послала мне красивый воздушный поцелуй и поспешила дальше. Для того, чтобы достигнуть угла корпуса и свернуть к мостику, ей понадобилось не больше трех шагов.

      Так все-таки… хорошим я был человеком, или плохим?

      Четверо молодых голландцев увидели меня в бассейне, окликнули, улыбнулись и помахали руками с мыслями о грядущем вечере. А пить мы собирались не на мои деньги и не на моей территории – как пили и ели когда-то те, кого я по дурости считал своими друзьями в России. Ребятам просто было хорошо рядом со мной. Как хорошо было и Кристиану, и Саше, и даже его кореянке, сидевшей с нами. Да и Ибрагим выбрал меня, хотя наверняка тут имелись другие русские, владеющие и немецким и английским.

      Наверное, все это о чем-то, да говорило.

      И для людей посторонних я был не плохим человеком, а хорошим.

      При всей глупости, недостойной сорокавосьмилетнего русского мужчины, мысль согрела.

      Я вылил в себя остаток бренди.

      Потом окунулся с головой, наслаждаясь объятиями ласковой воды.

      Затем опять легко