Котел Чингисхана. Приключенческая повесть. Станис Фаб

махнул рукой:

      – Шуток ты, человече, не разумеешь. Я ведь не от зависти веселюсь, а от радости.

      – Радость, Михей, дело тонкое и, по мне, тихая. А ты шумишь-шумишь. Пора, однако, твой язык укоротить. Ты вроде с нами по лесам давно бродишь, вона и в строительстве при деле. Да и болтать умеешь, кого хошь до смерти заговоришь. Жалко коли без языка-то останешься.

      Михей перекрестился под дружные смешки приятелей.

      – Злые вы, мужики, ох злые, уйду я от вас!

      – И далече-то собрался, – прыснул Хват. – Между двух лесин заплутаешь.

      – А ничего, найдутся люди добрые, которые Михея послушают. Где надо – ласково поправят.

      – Тя пока поправишь, заикой станешь.

      – Вот я и говорю – злые вы. Уйду…

      Кто-то быстро приближался к костровищу.

      – Мужики, Ефимий, Хват, Михей вы что-ли?

      – О, сам Кирька пожаловал, вы чего, Кирьян Тимофеевич, ко сну не торопитесь? – начал было Михей.

      – С вами не то что ко сну, к обеду не поспеешь. Нет бы, как все, на полати забраться, а то шукаю вас по всему острогу. А вы вона где, комарье кормите. Ну, поди, в полсилы работали, раз с ног на лавку не упали. Завтра подскажу, чтобы нагрузили вас поболе.

      – Ворчливый ты стал, Кирька, хотя и молодой, – лениво протянут Ефимий. – Вроде как работу справляем без погонялов, – Ефимий встал, отряхнул рубаху, намереваясь идти в острог.

      – Станешь тут ворчливым, – буркнул Михей, – вона и этот, – Михей кивнул на Кирьку, – начальником заговорил. От верно заметил Ефимий – ворчливыми все заделались. Нет, братцы, помните ведь и по тайге шастали, и в болотине увязали, и с голоду чуть не померли, а чтоб такого бубнилова, как нонче, не слыхал. Это все от жизни размеренной и понятной, – Михей явно входил в роль.

      – Не то слово, – поддержал Хват.

      – Эй, мужики, чего распетушились. Так это, хорошо, что не спите, велел Яков Иванович к нему явиться. За этим и пришел. Айда быстрее…

      – Так ночь кругом, на кой мы атаману ночью, – загундел по привычке Михей.

      – А ты, Михейка, не ходи. Ну чего себя неволить. Подумаешь, атаман позвал. А мы пойдем, раз зовут ночью, стало быть, времечко самое подходящее, – поставил точку в обсуждении Ефимий.

      – Так я с вами, как без меня, звали ведь всех, – Михей бодренько вскочил и пристроился к товарищам.

      …Похабов за столом, покрытым красной тканью. Власть! Еще острог до конца не отстроен, еще не все оконца затянуты пузырем, амбары казенные пустые, само имя новой крепости еще не обрело звонкого голоса, а власть уже везде себя проявляет: в обличии караулов и служб, десятского, который только и зрит, не расслабился ли ватажник, таская на себе здоровенные лесины; ладно ли подогнали первый венец из листвяка, который твердый, как железяка, и плохо поддается обработке. Власть в заведенных порядках, криках-покриках тех, кому дозволено повышать голос, собирать ясак. Все при власти, а власть при них.

      Похабов