Пастушья сумка (сборник). Григорий Кружков

очнуться – вот кошмар.

      Хранительница тайн косится умиленно

      На то, как я гляжу на подпись Джона Донна,

      Смиренно в уголок задвинутую: – Вот!

      Постой теперь в углу! – Но страх меня берет,

      Когда я на просвет след водяного знака

      Ищу, как врач кисту, и чую, как из мрака

      Скелет, или верней, тот прах, что в день суда

      Вновь слепится в скелет, сейчас ко мне сюда

      Зловеще тянется, чтоб вора-святотатца

      До смерти напугать – и всласть расхохотаться!

      Скорей в читальный зал. Едва ль Монарх Ума

      Прилюдно станет мстить. Ученые тома

      Берут меня в полон и с важностью друг другу,

      Как чашу на пиру, передают по кругу.

      Я выпит наконец. Пора пустой объем

      Заполнить сызнова веселия вином!

      Не зван ли я к Илье? Вахтера убаюкав

      Заученным «бай-бай» и письмецо от Бруков

      Из дырки выудив, ступаю на крыльцо.

      Пыль снежная летит, и ветер мне в лицо,

      Но бури Севера не страшны русской Деве.

      Особенно когда она живет в Женеве.

      Уолтер Рэли в темнице

      Был молодым я тоже,

      Помню, как пол стыдливый

      Чуял и сквозь одежу:

      Это – бычок бодливый.

      С бешеным кто поспорит?

      Знали задиры: если

      Сунешься, враз пропорет –

      И на рожон не лезли.

      Марсу – везде дорога,

      Но и досель тоскую

      О галеоне, рогом

      Рвущем плеву морскую.

      В волнах шатался Жребий,

      Скорым грозя возмездьем,

      Мачта бодала в небе

      Девственные созвездья.

      Время мой шип сточило,

      Крысы мой хлеб изгрызли,

      Но с неуемной силой

      В голову лезут мысли.

      В ярости пыхну трубкой

      И за перо хватаюсь:

      Этой тростинкой хрупкой

      С вечностью я бодаюсь.

      Жизнь открывается снова

      Жизнь открывается снова на тыща пятьсот

      девяносто третьем годе.

                                     Сэр Уолтер Роли

      пишет из Тауэра отчаянное письмо

      «От Океана к Цинтии». С воли

      доходят верные слухи, что сэру секир башка,

      какие бы он не примеривал роли

                                            – от пастушка

      до Леандра, потерявшего берег из виду.

      В то же время,

                     но в другом заведении,

                                             Томасу Киду

      очень и очень не советуют

                           выгораживать своего дружка.

      И косясь на железки, испуганный драмодел

      закладывает другого, а именно Кристофора

      Марло (тоже драмодела), который

      не столько сам по себе

                              интересует секретный отдел,

      сколько то, что имеет он показать

      об атеизме сказанного Уолтера Роли

      и его гнусном влиянии на умы.

      Той порой Марло прячется