Двуликие. Клетка для наследника. Ника Соболева

изобретение, – хвасталась она в письме, – амулет для более спокойного сна. Ты вроде говорила, что плохо спишь? Тогда надевай на руку, должно помочь! Единственный его недостаток – менять надо каждые полгода. Но я надеюсь, что со временем придумаю что-нибудь более долговечное. Твоя Дин».

      Меня поразил даже не сам факт присланного амулета, а вот эта подпись. «Твоя Дин». Мне было странно, но где-то в глубине сердца я радовалась, что она так написала.

      За три дня до начала занятий пришло письмо от администрации ЛАМ, в котором они указывали, что через сутки все поступившие студенты должны с вещами прибыть в академию – для распределения мест в общежитии и получения комплекта учебников.

      Для матушки Розы и девочек борделя этот день стал почти трагическим. Меня провожали так, будто я не учиться собиралась, а на войну. И не в ЛАМ, находящуюся на другом конце города, а в суровые северные земли.

      Впрочем, я понимала девочек. Мне самой было страшно и волнительно осознавать, что следующие пять лет своей жизни я проведу преимущественно в стенах академии, а не там, где жила последние годы. Наверное, это странно прозвучит, но я привыкла к борделю. Привыкла к матушке Розе с её вечными странностями, привыкла к девочкам с их пошловатым юмором, привыкла к разнообразным звукам, доносящимся со всех сторон по ночам. Привыкла к мужскому смеху, к скрипу кроватей, к обилию специальных костюмов, что постоянно попадались мне на глаза повсюду, к каждодневной стирке простыней.

      Я всегда была здесь чужой, и я чувствовала это каждый день. Нет, ко мне хорошо относились и любили, просто я хотела от жизни иного.

      – Ты у меня пирожок совсем из другого текста, – говорила, улыбаясь, матушка Роза. – Мы – сдобные булочки. Кто просто с сахаром, кто с ванилью, кто с вареньем. Ты же – хлеб с отрубями.

      – Почему? – недоумевала я.

      – Потому что булочки – вкусные, но бесполезные. А хлеб с отрубями, особенно если он тёплый – и вкусный, и полезный.

      Матушка Роза любила подобные сравнения. Я же всегда была более прямолинейной, поэтому просто говорила, что жизнь в борделе – не моя мечта.

      Лекарское дело – вот что нравилось мне по-настоящему. До дрожи в коленках.

      И мне было немного стыдно за то, что, в отличие от девочек и матушки Розы, я всё-таки больше радовалась, чем грустила о предстоящей разлуке. Конечно, мне было страшно, но и радостно тоже. Ведь я двигалась к своей мечте.

      – Смотри, не забывай нас, – тихо сказала матушка Роза, сажая меня в карету и подавая чемодан с вещами. – И навещай почаще. Договорились?

      – Договорились, – кивнула я и чмокнула свою приёмную мать в щёку.

      – Будь умницей, Шайна! – крикнула с крыльца Клоди.

      – Учись хорошо! – вторила ей пышногрудая Лизетт.

      – Лучше всех! – заключила рыжая Кэрри.

      Я обещала.

      Кареты в ЛАМ съезжались со всех концов Лианора. Самые обычные, как у меня, и парадные – у студентов побогаче. Останавливались, высаживали пассажиров возле ворот, где был организован пункт приёма багажа, и дальше все шли уже пешком и