Пустыня. Ольга Рёснес

монета; сила – в тебе. И теперь ей, пресыщенному кровью вампиру, впихивают в коричнево-красную пасть жиденько хрустящую демократическую туфту: нефтяные и алюминиевые перетасовки в угоду мелким лавочникам… Нет, с диктатурой закона полковнику Парыгину на одну койку не улечься: кого-то придется спихнуть на пол. Расстаться с диктатурой и навалиться рахитичной грудью на закон? Послать к черту закон и подлечь под диктатуру? Если по закону, то полковнику Парыгину через четыре года на дачу, а если по диктатуре – в серый, под государственным флагом, дом… Домой, домой! В спальне храпит вахтер, другой вахтер мочится в сортире, третий отмачивается в ванной, и ест сперва вахтер, а потом уж сам Андрей Андреевич; и даже в спортивном зале, где он дважды в неделю разряжается, тоже одни вахтеры, и все, как один, лежат на лопатках. Как-то раз к Андрею Андреевичу ввалился по пьянке, даже не сняв у порога грязных сапог, сам Максимиллиан Робеспьер: проветрить свои же, засохшие от юридических усилий мозги и заодно посоветоваться насчет светлого будущего. Робеспьер редко с другими советовался, обходясь короткими записочками: «Вынести приговор». И в светлом будущем он советует именно так и поступать, предварительно заменив «приговор» на «разумное решение». Много еще у полковника Парыгина впереди разумных решений! И сама его разумность дважды уже вспучивалась званием магистра: пока юридический факультет начинял Андрея Андреевича параграфами и пунктами, соседний факультет теологии шил подходящих размеров рясу. Повязать юриспруденцию с теологией! Заморочить этой случкой никуда не годные небеса! Но самое главное, и Робеспьер это настоятельно рекомендует, стать неподкупным и всем своим бытом и каждым в отдельности синим в полосочку пиджаком, и черным дипломатическим пальтецом, и подростковой курткой-поляркой, и накинутой на жену униформенной норковой шубой, и прицепившимся к этой шубе запахом щей, соленых огурцов и водки, и взятой взаймы у авиации курносой фуражкой, и полученным с затонувшей подлодки «SOSом», и даже защемленными в чеченском кулаке яйцами – всем этим следует свою неподкупность доходчиво выражать. И куда бы народ спросони не бросался – сажать на пустырях картошку, класть последний рубль в заранее ограбленный банк, съезжать с квартир на чердаки и в подвалы – наградой за всю эту возню будет неподкупная диктатура закона.

      3

      Проснувшись около четырех утра на тесной, в полтора человека, постели, Серафима понимает: пора. Не сказав ничего лежащему рядом, не разбудив никаких подозрений у спящих за стеной, она сует босые ноги в стоптанные шлепанцы, торопливо застегивает халат, медлит у входной двери: вызывать скорую? Или, не мороча новому человеку отдохнувшую от предыдущей жизни душу, идти до роддома своим ходом?

      Собственно, рожать никто Серафиму не просит: кому нужны эти лишние расходы? Расходы и без того скудного топлива, которым не обогреть от зимы до зимы протянувшееся время, не обогреть даже полутораспальную, с перспективой