Не только апельсины. Дженет Уинтерсон

оно и было.

      На следующее утро царила суматоха. Мама вытащила меня из кровати, крича, что уже половина восьмого, что она глаз не сомкнула и что папа ушел на работу, не прихватив с собой обед. Она вылила в раковину чайник кипятка.

      – Почему ты не ложилась? – спросила я.

      – Какой смысл, если через три часа вставать вместе с тобой?

      – Но ты могла бы лечь пораньше, – подсказала я, сражаясь с пижамой.

      Пижаму мне сшила одна старая женщина, но отверстие для горловины сделала того же размера, что и для рук, поэтому у меня вечно саднили уши. Когда у меня воспалились аденоиды и я на три месяца оглохла, этого тоже никто не заметил.

      Как-то ночью я лежала в кровати, думая о славе Господней, как вдруг сообразила, что все кругом стало слишком уж тихим. Я, как обычно, посещала церковь, пела громко – тоже как обычно, – но мне уже некоторое время казалось, будто я одна издаю какие-либо звуки. Я решила, что у меня «состояние молитвенного экстаза» – вполне обычное явление в нашей церкви. Позднее я обнаружила, что мама предположила то же самое. Когда Мэй спросила, почему я никому не отвечаю, моя мама ответила: «Это Бог».

      – Что Бог? – растерянно переспросила Мэй.

      – Его пути неисповедимы, – заявила моя мать и занялась чем-то еще.

      И так – неведомо для меня – в нашей церкви распространилась весть, что я в молитвенном экстазе и что никто не должен со мной заговаривать.

      – Как, по-твоему, почему это случилось? – поинтересовалась миссис Уайт.

      – Ничего удивительного, ей семь лет, сама знаешь. – Мэй для пущего эффекта помедлила. – Это священное число, странные вещи случаются с семерками, взять хотя бы Элси Норрис.

      Элси Норрис (или Глаголющая Элси, как ее называли) была большим подспорьем для нашей церкви. Всякий раз, когда пастор просил привести пример милости Господа, Элси вскакивала и кричала: «Послушайте, что Бог сделал для меня на этой неделе».

      Ей нужны были яйца, и Бог их послал.

      У нее были колики, и Бог их унял.

      Она всегда молилась по два часа в день: в семь утра и в семь вечера.

      В качестве хобби она выбрала нумерологию и не приступала к чтению Писания, не бросив кости, которые указали бы ей, с чего начать. «Одна костяшка для главы, другая – для стиха» – таков был ее девиз.

      Однажды кто-то спросил ее, как она поступает с теми книгами Библии, в которых больше шести глав.

      «У меня свои пути, – чопорно ответила она, – у Господа – свои».

      Она очень мне нравилась, потому что дома у нее было много всего интересного. Например, орган – чтобы извлечь из него звук, нужно нажать на педаль. Всякий раз, когда я к ней приходила, она играла «Поведи к благому свету». Она давила на клавиши, а я – на педали, потому что у нее была астма. Она коллекционировала иностранные монеты и хранила их в стеклянном ящике, от которого пахло льняным маслом. Она говорила, это напоминает ей о покойном муже, который играл в крикет за Ланкашир.

      – Его прозвали Стэн Тяжелая Рука, – повторяла она всякий раз, когда я ее навещала.

      Она