Глаза, устремленные на улицу. Жизнь Джейн Джекобс. Роберт Канигел

в Блумсберг. И все же существовало достаточно примеров семейного героизма и эффектных поступков, из которых Джейн могла резонно заключить, что вышла из отличной семьи.

      Ее жизнь докажет свою созвучность судьбам семьи и предков. Но если и так, то что – что именно? – нам с этим делать? Если она вышла из «приличной семьи», значит ли это, что что-то редкое и драгоценное передается через ее ДНК? Или, что бы на нее ни снизошло, это случилось благодаря «культуре» семьи? Конечно, Джейн была наделена невероятным интеллектом; все, что она думала и говорила, свидетельствует об этом. Но мы можем сказать с равной уверенностью, что ей повезло родиться в необыкновенно сплоченной семье; и от тех социальных и семейных сил, что так часто разрушают детский дух, Джейн была милосердно освобождена. В детстве она не могла знать, как редко такое бывает. Потом, однако, она поняла: «Жить в семье, где меня не подавляли, – большая удача»[91].

      Ей также повезло, что она выросла в удачные для женщин или, по крайней мере, относительно удачные времена, которые, в отличие от предшествовавшей викторианской эпохи или послевоенного времени, когда росли ее собственные дети, не препятствовали ей быть девушкой, женщиной, работать и мыслить. Те годы, скажет она, стали «островом надежды для женщин»[92]. Конституционная поправка допустила женщин до выборов в 1920 году, когда Джейн было четыре года. Мысль, скажет она гораздо позже, «что женщины равны мужчинам и могут делать что захотят», была вполне жива. В герлскаутах, вспомнит она, «у нас были все виды знаков отличия, не только касательно заботы о детях, того, чтобы быть хозяюшкой и все такое, но и по астрономии и определению деревьев и разным штукам. Все это было частью освобождающей идеологии для женщин. Мы были счастливы». Мир был прекрасным местом, где можно творить великие дела. У вас была сила. Вы могли кем-то стать. Женщина могла стать кем-то.

      В общем, Джейн Батцнер не встречала особенного противодействия. Ей, кажется, никогда не мешали, не удерживали и не втискивали в какие-то рамки. «Я выросла с мечтой, что я смогу что-то сделать, – скажет она. – Ничто не остановит меня, если я чего-то захочу»[93].

      Глава 2

      Вне закона

      Если в этой замечательной картине и было что-то не так, то лишь ее исключительность, редкость, из-за чего ей, без сомнений, рано или поздно предстояло столкнуться с куда менее снисходительной реальностью мира за пределами Монро-авеню. В случае Джейн конфликт произошел рано – уже в школе: сначала в школе Джорджа Вашингтона в Данморе, затем в скрантонской Центральной средней школе.

      Джейн рассказывает, что в классных комнатах «в те дни… был более строгий распорядок дня, чем теперь. Мы должны были сидеть там часами, делая то или это; говорить разрешалось, только если хочешь задать вопрос»[94]. Некоторым одноклассницам это нравилось или, по крайней мере, они могли это вытерпеть. Для Джейн это была сущая мука: такое настолько не соответствовало ее жизни дома,

91

Matter, p. 13.

92

Wachtel, p. 45.

93

Matter, p. 11. При этом сестра Джейн, Бетти, по меньшей мере однажды почувствовала себя в безвыходном положении. Она хотела стать архитектором, но доктор Батцнер ее отговаривал, посчитав это поле деятельности неподходящим для женщины. «Она находила это смешным», – сообщает дочь Бетти, Кэрол Биер. Но Бетти уступила и занялась дизайном интерьеров.

94

Wachtel, p. 46.