ФБ. Ольга Сергеевна Козэль

Сколько я этих историй переслушала – не

      счесть. Многих – почти половину – с головой накрыла несчастная любовь. Кто-то поссорился с

      учительницей, кто-то – с родителями. Ерунда? Нет. Потому что быть ребенком всегда сложнее,

      чем быть взрослым. Это к вопросу о безоблачности детства. Маленький больше зависит от

      окружающих людей. А любая зависимость – почти всегда зависимость дурная.

      Эта история случилась в тот самый год, когда я перешла в другую школу. Собственно, особого

      выбора и не было, поскольку моя нелюбовь к точным наукам достигла критической отметки, а в

      новой школе наличествовал гуманитарный класс. Туда меня и засунули, там я и познакомилась и

      подружилась на всю жизнь со Светкой Дюдиной, по прозвищу Багира, которая четверть века

      спустя иллюстрировала мои книги. Но это все было сильно потом. В новой школе работала

      прекрасная, просто замечательная математичка Галина Петровна. Маленького росточка, пожилая,

      курносенькая, веселая и добродушная. С ней я тоже подружилась – при всей своей нелюбви к

      алгебре. Диалектика, ёлы-палы! Мы с Багирой показывали ей свои стихи и рисунки. Она

      восхищалась: «Да вы просто гении, мои славные! Пишите, рисуйте, а уж «четверки» по своему

      предмету я вам всегда нарисую…»

      Потом я влюбилась. В учительницу химии, по имени Зоя. Зоя эта была уже не первой молодости

      – мать двух пацанов чуть поменьше нас – где-то сорок, или слегка «за». Кажется, брюнетка,

      кажется, худощавая и невысокая, кажется, с синими… нет-нет, с фиолетовыми глазами.

      «Биологический урод! – сказала о ней как-то моя подруга Багира. – Глицерату опилась. И рожа

      желтая – курит много…» «Кто? Зоя?» – ахнула я. Прекрасная Зоя – курит?

      – Ну а ты чего думала? И киряет наверняка… у нас на районе все киряют.

      – А что это… «киряет»?

      – Поддаёт, – объяснила Багира. И, заметив мои расширившиеся глаза, поспешила объяснить: – Ну,

      пьет, значит.

      – Дура ты, Багира! – я задумалась. Багира много чего знала – она была девочкой из самого

      скандального ореховского квартала. Если бы только я могла поговорить с ней начистоту о том, что

      происходило со мной в те дни! Но я не могла, не могла – и все тут. Ведь я – страшно сказать! – я

      любила человека одного со мною пола. « Наверное, это такая болезнь… – думала я бессонными

      ночами, глядя в потолок своей комнаты. – Если все узнают, что со мной происходит, то станут

      ненавидеть и презирать меня. Нет, я буду молчать, молчать всю жизнь!»

      Но всю жизнь молчать редко у кого получается. И я сделала страшную вещь – решилась, наконец,

      заговорить. Нет, не с Багирой, а с красивой, гордой Зоей. Написала на тетрадном листке письмо. В

      котором объяснялась ей в любви. В конце зачем-то добавила: «Больше Вы меня никогда не

      увидите!» Зачем я сделала это – сейчас не смогу объяснить. Да и тогда вряд ли смогла бы. Может

      быть, начиталась романов и была уверена, что именно этими словами должны заканчиваться

      любовные письма. А, скорее всего, размышляла так: я, конечно, неполноценная, я больна и не

      имею права жить на свете, но я люблю Вас и готова искупить свою неполноценность собственной

      кровью. Рано утром я подкинула сложенный вчетверо листок на стол в ее лаборантскую. И почти

      сразу осознала: теперь, чтобы остаться в Зоиных фиолетовых глазах порядочным человеком, я

      должна сделать всего-то ничего, а именно – умереть. Иначе как я завтра предстану перед

      фиолетовыми глазами? Но до завтра была еще уйма времени, просто целая жизнь. Я наскоро

      оделась и выбежала из школьных дверей. Навстречу, сосредоточенно глядя перед собой и еле

      переставляя ноги, плелась заспанная Багира. Я обрадовалась ей до смерти.

      – Слушай, Багира… давай сегодня не пойдем в школу?

      Багира не удивилась и поначалу даже не поинтересовалась причинами.

      – Давай! А куда двинем?

      – Да куда хочешь… В Царицынский парк, например.

      Пока мы топали узкой, заснеженной дорожкой к Царицынскому парку, я выложила Багире все – и

      про свое предсмертное письмо, и про любовь к химичке Зое.

      Багира слушала молча.

      – Акелка… это… я даже не знаю что. Ну… я понимаю, что она тебе нравится, так? Но неужели ты

      взаправду готова умереть из-за какой-то там Зои?

      – Она не какая-то…

      – Ну хорошо, не какая-то! Она красивая, наверно, я понимаю. Но красивых много, из-за всех с

      собой не накончаешься. Хотя ты ведь… ты же не собираешься умирать? – глаза Багиры