Жизнь волшебника. Александр Гордеев

дверь. О, так у неё и квартира к тому же

      однокомнатная…

      – Тебя не бабульки направили? – спрашивает эта бабулька, глядя искоса и снизу, как будто

      вошедший находится в некоей чешуе, под которую она пытается заглянуть.

      – Нет, я просто хожу по квартирам и спрашиваю, – автоматически врёт Роман.

      Ясно, что делать здесь нечего, но хозяйка принимается для чего-то показывать свои владения,

      по-музейному детально знакомя с каждой вещью. Роман осматривает их, сам не зная для чего. В

      квартире царит фантастически-санитарная чистота, порядок обветшалых вещей и безделушек.

      Показывая ванную, старуха объясняет, что вот это полотенце, поменьше, для вытирания рук, эта

      простиранная тряпица – для правой ноги, а эта, соответственно, для левой. А это большое

      махровое полотенце – для всего тела. Почему-то словно очнувшись от слов «для всего тела»,

      которые хозяйка произносит особым поглаживающим тоном, Роман представляет её тело и делает

      невольное глотательное движение, подавляя в себе смутный позыв на тошноту.

      Во время подробнейшей экскурсии по квартире, когда растерянному гостю показываются не

      только все вещи, но и повествуются истории некоторых из них, хозяйка успевает как-то

      ненавязчиво и ловко выведать возраст Романа, место его работы, кто его родители и где они живут.

      Впрочем, эта информация не секретна – Роман мог бы выложить её и без уловок. Механически

      переступая за ней по крохотной площади квартиры и всё так же бездумно отвечая на вопросы, он

      вдруг останавливается перед самым лицом старухи, которое делается вдруг таким же ясным и

      протёртым, как её старое волнистое зеркало в деревянной раме, повешенное с наклоном в

      комнату. Очнувшись, Роман спохватывается, что он, оказывается, только что проболтался о

      вчерашнем уходе из семьи. Судя по внезапно возникшей паузе, по тому, как усилился блеск в

      глазах хозяйки, для неё это известие кажется чем-то значительным. А в общем-то, всё тут понятно.

      Старухи обычно не жалуют мужчин, бросающих семью, и потому от ворот поворот ему здесь

      обеспечен. Ну и ладно. Не так уж этот вариант и хорош. Однако старуха, словно услышав его

      вывод, прерывает дознание и вдруг сообщает, что готова предоставить постояльцу койку. Койка эта

      за лёгкой занавесочкой в синий горошек. На койке несколько ватных матрасов, создающих

      дугообразное ложе. Сама хозяйка будет спать на диване. Роман задумывается. А что? Может,

      116

      сгодится на первый случай? Шариться по дворам уже просто надоело.

      – Только ни с кем из соседей ты здесь не разговаривай, – ставит условие хозяйка. – Ох, какие

      тут люди, какие люди…

      Она кратко излагает Роману, уже немного освоившемуся и потому чуть «по-домашнему»

      присевшему на стул, кто тут есть кто: кто с кем живёт (картина возникает какая-то чудовищно

      развратная) и кто чего ворует (тут вообще полный атас и по сорок