Московский Бродвей. Фридрих Незнанский

закатил глаза и сделал здоровой рукой несколько изящных жестов в воздухе.

      — Значит, вы не обращали внимания на массовку?

      Он отрицательно покачал головой:

      — Нет, конечно. У них свои задачи, у меня свои. Мы никак не пересекались — я двигался по собственным меткам.

      — И что вы почувствовали?

      — Удар. А потом резкую боль в плече. Я поначалу и не понял, что это, думал, наткнулся на декорацию. Повернулся и увидел человека с ножом в руке. Потом он ударил еще раз. Хлынула кровь, у меня помутилось в глазах. Он выдернул нож, это я хорошо запомнил… А потом побежал, началась суматоха… Меня подхватили охранники и понесли в грим-уборную. Вот и все.

      — Может быть, вы обратили внимание на его руки?

      — Нет, мне было не до того.

      Бородулин вздохнул:

      — Ну что ж. Негусто. Последний вопрос. Некоторые люди, присутствующие на площадке, заметили, что преступник что-то выкрикивал. Вы не обратили внимание?

      Симеонов задумался:

      — Очень громко звучала фонограмма… Хотя… — добавил он после небольшой паузы, — да, он кричал… Что-то непонятное…

      Певец отхлебнул из стакана, почесал затылок. Наконец его лицо прояснилось.

      — Знаете, я, кажется, вспомнил. Он кричал: «За Анжелику». Точно. Так он и кричал…

      Бородулин оживился. Кажется, наконец показался след. Да еще какой!

      — Анжелика? Кто это? Вы ее знаете?

      Симеонов усмехнулся:

      — Сразу видно, что вы далеки от шоу-бизнеса. Кто же не знает Анжелику? Ее знают все…

      Бородулин записал показания Элема Симеонова — вся информация уместилась на одной странице протокола допроса потерпевшего.

      Через десять минут Бородулин вышел из подъезда. Мешки с письмами он брать не стал. Того, что сообщил Симеонов, было достаточно, и при удачном стечении обстоятельств можно выйти на след преступника. У Бородулина даже засосало под ложечкой от предчувствия близкой удачи.

      Группа поклонниц не уменьшилась. Девушки с любопытством и завистью смотрели на Бородулина, который вышел из подъезда, где жил их кумир. Ни одной из них не светило попасть внутрь дома. Максимум, на что они могли рассчитывать, — это немое обожание издалека, да еще, может быть, автограф на лету, после концерта.

      Бородулин сел в свою машину, повернул ключ зажигания. В этот момент зазвонил мобильник.

      В трубке раздался голос Меркулова:

      — Бородулин?

      — Я, Константин Дмитриевич.

      — У меня к тебе дело.

      — Срочное?

      — Очень…

      Глава 3

      Лето — худшее время для адвоката. Это я вам ответственно заявляю. Все нормальные люди разъехались из душной и пыльной Москвы и отдыхают у моря, в горах, на худой конец в подмосковных лесных пансионатах. Политическая жизнь утихает. Цены не растут. Доллар стабилен, как и рубль. Никто ни с кем не судится, потому что некому. А тем, кто остался, неохота. Конечно, кому захочется в такое время сидеть в тесных и неуютных залах суда, выслушивая монотонные показания свидетелей,