Солдатами не рождаются. Константин Симонов

высокой тощей нянечки, которая ночью при Серпилине заходила в палату к Валентине Егоровне.

      – Не беспокойтесь, все передам, как сказали. У нас этого – чтоб не передать – не бывает, – говорила нянечка, принимая сверток.

      Сын повернулся к Серпилину:

      – Собрал немножко, пайкового, для нее и для медсестры.

      Сын был прав, но Серпилину стало неприятно.

      – Спасибо, – сказал он и протянул руку нянечке.

      Она переложила пакет под мышку и, подав ему руку, сказала:

      – Все сделали: и обмыли и обрядили. Совсем еще молодая она у вас, жить бы да жить…

      – Спасибо, – повторил Серпилин.

      – Я сказал, чтоб закрыли и гвоздями прихватили на дорогу, – сказал сын.

      – А то тут… – Он не договорил и брезгливо посмотрел на затоптанный пол.

      Потом подошел к дверям и крикнул шоферу:

      – Вавилов, позовите шофера и бойца с грузовика.

      Через минуту вошли все трое.

      – Понесли? – спросил сын.

      Серпилин нагнулся к изголовью и, коснувшись пальцами пола, стал приподнимать гроб.

      Когда вынесли гроб и поставили на грузовик, сын кивнул на соседнюю машину, около которой толпились люди, вдвигая туда еще один, четвертый гроб.

      – Вот так и возят. А на кладбище целая очередь. – Он сердито махнул рукой. – Поедем!

      Гроб стоял посредине открытого грузовика. По сторонам, к обоим бортам, были прибиты лавки. Серпилин молча полез в кузов.

      – Не простудишься? Может, ты в кабину, а? – спросил сын, влезая вслед за ним.

      – Закройте борт, – не отвечая, сказал Серпилин топтавшемуся около грузовика бойцу.

      Боец закрыл борт и, схватясь за него руками, хотел тоже влезть. Ему казалось неудобным сидеть в кабине, раз генерал поедет снаружи.

      – Идите в кабину, – сказал Серпилин.

      «Виллис» пошел впереди, грузовик за ним. Сейчас, когда они сидели с сыном в грузовике на лавке, по обеим сторонам гроба, гроб показался Серпилину еще больше.

      – За двадцать пять, – сказал сын. – Не мог другого достать, и этот-то… – И он, снова не договорив, махнул рукой.

      В последний раз Серпилин увидел лицо жены на Новодевичьем кладбище, у могилы.

      Они слезли с грузовика у ворот, шофер с «виллиса» остался сторожить и прогревать обе машины, а Серпилин с сыном, второй шофер и боец, вчетвером, понесли гроб через все кладбище к дальнему концу его.

      Гроб не показался Серпилину тяжелым, он только все время, пока шли, боялся оступиться. Кладбище было заметено снегом, приходилось перебираться через холмы забытых могил.

      Когда подошли к яме, оказалось, что могильщики еще не дорыли ее до конца. Они стояли в ней по шею; один бил землю ломом, а другой выбрасывал лопатой смерзшиеся комки. Их головы то появлялись, то исчезали, и снизу, из-под земли, доносилась приглушенная ругань. Они материли мороз, зиму и землю.

      Серпилин увидел, что сын собирается прикрикнуть на них, остановил его. Это было ему совершенно все равно. Лишь бы скорее кончили свою