Журнал Виктора Франкенштейна. Питер Акройд

То и дело он посматривал на меня; взгляд его не выражал ничего особенного помимо спокойного наблюдения. Наконец он заговорил:

      – У моего отца есть занятный подмастерье. С четырнадцати лет он работал на доктора Джона Хантера. Известно ли вам это имя?

      – Да, и очень хорошо.

      Слухи о репутации Хантера – хирурга и анатома – дошли до меня еще в Женеве, где была переведена на французский его «Естественная история зубов».

      – Доктору Хантеру, мистер Франкенштейн, прекрасно удавалось изучение тела. Он превратил это в свое ремесло.

      – Да, я об этом читал.

      – Хирургом он был превосходным. Мой отец видел, как он изъял камень из желчного пузыря менее чем за три минуты.

      – Неужели?

      – И пациент не умер.

      Армитедж опять сосредоточился на своей тарелке – теперь он с нарочитой неспешностью подтирал на ней крошки куском хлеба, смоченным в вине.

      – Тот камень до сих пор хранится у моего отца.

      – Пациенту он был не надобен?

      – Нет. Доктор Хантер называл его кладом.

      – Но что же произошло с глазами?

      – Я же говорил вам. Пациент остался жив – к немалому своему удивлению.

      – Не с его – с теми глазами, что сохранялись в воде. Полагаю, их вынули из тел людей, которым повезло менее.

      Армитедж не сводил с меня взора, все столь же необъяснимо бесстрастного.

      – Ежели пациент умер в операционном театре, кому он тогда принадлежит?

      Я ничего не сказал, полагая, что и без того уже сказал слишком много.

      – Доктор Хантер придерживался того мнения, что, поскольку тело поручено его заботам, ответственность за него лежит на нем. Оно, в некотором смысле, становится его собственностью.

      – Не могу не согласиться.

      – Превосходно. Я говорю с вами сейчас, целиком полагаясь на единодушие, какое бывает меж добрыми приятелями. Факты эти не пользуются широкой известностью за пределами медицинских школ.

      Рот мой пересох, и я проглотил стакан вина.

      – Доктор Хантер полагал, что члены и органы скончавшегося пациента представляют большую ценность для его студентов, нежели для земли, в которой им иначе суждено было бы лежать. Одного молодого человека, из ассистентов доктора Хантера, в особенности интересовала селезенка. Вот она и… – Армитедж прервался и, к удивлению моему, широко улыбнулся. – Как принято говорить у нас на Чипсайде, мистер Франкенштейн, она пошла из-под прилавка.

      – А вашего отца в особенности интересовали глаза?

      – Он всегда обладал безукоризненным зрением. Это было замечено еще в раннем возрасте. Он, как это бывает с мальчишками, заинтересовался этим предметом. Не знаю, есть ли у вас в стране телескопы для путешественников? – Я покачал головой. – Их устанавливают на проезжей дороге, и за небольшую сумму их позволяется использовать в течение пяти минут. На Стрэнде всегда стоял один такой. Мальчишкой отец мой его очень любил. Вот так, мало-помалу, он и заинтересовался связью между линзой и глазом. Известно ли вам, что глаз обладает собственной линзой, пропускающей воздух, подобно пузырьку газа?

      – Я