Главный подозреваемый. Генрих Эрлих

торжества, Роману Александровичу Мещерякову, он же Ромик, исполнилось двадцать лет, и он, как большинство юбиляров, пребывал в угнетенном и даже раздраженном состоянии духа. Истинная причина этого состояла в том, что на вечеринку не пришла одна девушка, которую он очень ждал. Ждал без всяких на то оснований, потому что вместо прямого и недвусмысленного приглашения ограничился намеками, прозрачность которых была понятна только ему одному. Что ему доходчиво и объяснили друзья, когда наконец выяснили причину его дурного настроения. «Сказал бы сразу, и мы бы тебе Машку на дом доставили, в коробке с ленточкой, – рассмеялись они. – И с подарком бы не парились. И Машка бы никуда не делась хотя бы из-за коробки, потому как – прикольно!»

      Ромик не внял голосу разума и сказал, что все равно будет ждать, до восьми, после чего начнет страдать по-настоящему. В 19.55 он поднялся с дивана и направился к входной двери. Это время единодушно подтвердили все присутствовавшие, потому что так же дружно кричали ему вслед, что зря он так спешит и до срока осталось пять минут.

      Страдал Ромик на широком подоконнике подъездного окна, улегшись набок лицом к лестнице и вытянувшись во весь рост. Это было его привычное и нагретое место лет, наверно, с семи. Друзья, желая развеселить его, минут через пять-семь после его ухода распахнули дверь и принялись выкрикивать в оригинальном сопровождении специально по такому случаю составленную и отрепетированную вариацию популярной песни «Какая боль, какая боль, Аргентина-Ямайка…» На последнем слове и заткнулись, увидев перекошенную физиономию Ромика, и убрались обратно в квартиру.

      Вернулся Ромик сам, еще минут через двадцать. Вернулся, потому что дом умер. Следователям пришлось затратить некоторые усилия, чтобы понять, что свидетель имеет в виду. Ромик с явной неохотой пояснил, что в подъезде наступила мертвая тишина после того, как вышел Воркутинский. Почему именно Воркутинский? Потому что собака. Она, стремясь на улицу, так бьет лапами по двери, что даже здесь, наверху, в ушах звенит, ни с чем не спутаешь. Следователи действительно обнаружили множественные следы собачьих когтей на внутренних сторонах двери в вестибюль и входной двери, установив также поразительную слышимость на верхнем этаже всего, что происходит на нижнем. Однако дальше им продвинуться не удалось, потому что Ромик уперся и, несмотря на все уговоры и даже, признаем, легкие угрозы, отказался сообщить что-либо еще об услышанном им в тот вечер.

      – Мало ли чего я слышал? – повторял он. – Может, мне все это пригрезилось? Я никогда не говорю о том, что я слышал. Я говорю, да и то не всегда и не всем, только о том, что я видел.

      Главное, что соблаговолил сообщить Ромик, касалось все же того, чего он не видел – не видел никого, кто бы в обозначенное время подходил к дверям квартиры № 12. Видел же он только чечена, по его выражению, и бодигарда. Последний вошел в подъезд, поднялся, топая как слон, на их шестой этаж, затем еще на один марш лестницы к временной двери на мансарду, вставил в замок новомодный