Пляска на плахе. Марина Баринова

ряд ровных белых зубов.

      – Зови меня Джертом. И накорми самыми вкусными слухами, дорогая, – произнес он, кладя серебряную монету в карман ее передника.

      Глава 2

      Миссолен

      – Мне действительно жаль доводить до этого, леди Эвасье.

      Фрейлина императрицы испуганно взглянула на шевельнувшуюся в углу тень. Сама она сидела на жестком стуле и тряслась – от холода или от страха, а, скорее, от того и другого сразу. Из всего освещения в камере была лишь толстая чадящая свеча, что стояла на столе возле узницы. Пламя осветило кусок грубой каменной кладки – ее привели в подземелье. Леди Эвасье била крупная дрожь. Ноги мерзко обтекал сквозняк, лизал ступни и лодыжки холодный ветер. Из-под запертой двери тянуло затхлостью и отчаянием.

      – Почему-то все при дворе уверены, что у меня нет сердца, однако, смею вас заверить, они не правы. Для начала я предоставлю вам шанс рассказать все, что вы знаете, без применения грубой силы. И прошу вас, Одетт, будьте благоразумны. Что бы обо мне ни говорили, я ненавижу причинять людям боль.

      Она узнала голос. Эта вкрадчивая, подчеркнуто вежливая даже для аристократа манера говорить была ей хорошо знакома. И от осознания, в чьем обществе ей случилось оказаться, у Одетт Эвасье стыла в жилах кровь.

      – Лорд Демос, клянусь, я ничего не знаю! – пискнула женщина. – Вы ведь уже расспрашивали меня!

      – И остался недоволен тем разговором. Мне думается, нам еще есть что обсудить.

      – Гилленай мне свидетель, я все вам сказала!

      – Увы, мы оба знаем, что это не совсем так, – Горелый лорд скорбно вздохнул. – Мастер Девини, вы не окажете любезность, подготовив инструменты для более предметного разговора?

      От стены отделилась еще одна тень и медленно подошла к столу. Одетт заглянула в застывшее безо всякого выражения, словно высеченное из мрамора, лицо Девини и побелела. Этот палач на прошлой неделе отсек голову нескольким мелким аристократам после обвинения в тех измене и попытке поднять мятеж против графа Фаруи. На эшафот их тащили – раздробленные во время пыток конечности не позволяли передвигаться самостоятельно.

      – Смилуйтесь, ради Хранителя, – прошептала Одетт, когда Девини замер возле нее.

      Палач не удостоил женщину взглядом, словно та и вовсе не сидела перед ним. Он молча забрал свечу со стола и принялся разжигать факелы на стенах, задумчиво водя пальцами по стыкам между камнями. Покончив с факелами, палач подкинул дров в камин. Стало немного теплее, но эта перемена не внушала узнице надежды.

      Она бросила взгляд на стол. Перед ней в кожаном чехле лежали небольшие ножи с тонкими, словно детский ноготок, лезвиями. В начищенном до блеска металле отражались всполохи пламени. Фрейлина невольно вздрогнула и покачнулась на стуле. Чья-то теплая рука легла ей на плечо и не дала потерять равновесие.

      – Вам известно, что означает понятие «вагранийское милосердие», леди Эвасье? – Демос Деватон, слегка прихрамывая, подошел ближе и опустился на табуретку