Шпага д'Артаньяна, или Год спустя. Ораз Абдуразаков

к моему брату?

      – Бог мой, ну разумеется. О чём вы хотите просить нас? Говорите смелее.

      – Один из моих лучших друзей имел неосторожность навлечь на себя ваш гнев.

      – Да неужели?

      – Именно так, государь. Мне доподлинно известно, что он искренне раскаялся и жаждет лишь одного: броситься к ногам вашего величества с мольбой о прощении.

      – Уж не о господине ли де Гише ведёте вы речь? – улыбнулся король, прикидываясь простаком. – Полноте, ведь мы давно простили его. К тому же именно вы, брат мой, вызвали у меня предубеждение против него, и раз теперь самолично просите, то мы не видим никаких препятствий.

      – Но, государь…

      – Мы прощаем вашего друга, Филипп. К тому же за него просил и барон де Лозен.

      – Признателен вам, однако…

      – Графу можно от души позавидовать: у него прекрасные заступники.

      – Это не Гиш.

      – Не он? – деланно изумился Людовик. – Но мы не видим, за кого ещё вы можете так хлопотать.

      – Я прошу за шевалье де Лоррена.

      – И напрасно.

      – Напрасно, государь?

      – Да, совершенно напрасно. Шевалье не только не появится никогда в вашем доме, но и вовсе не вернётся во Францию. Это давно решено, брат, и мы сожалеем, что вы высказали единственную просьбу, которую мы вынуждены отклонить.

      – Неужели для него нет никакой надежды?

      – Абсолютно никакой. Месяц назад мы уже отказали в этой милости его отцу – графу д’Аркуру. Господин де Лоррен слишком долго злоупотреблял вашей дружбой, чтобы сохранить надежду и дальше ею пользоваться. Мы удивлены тем, что вы продолжаете тайно с ним сноситься.

      – Я, ваше величество?

      – Иначе откуда могли вы узнать, что он преисполнен раскаяния? О, мы не виним вас, Филипп. Но ответьте: в каких краях смягчилось это злобное сердце?

      – Но…

      – Это ваш друг, понимаю. Но надеюсь, что с той минуты, когда мы открыли вам свои подлинные чувства к этому человеку, он перестал им быть, не так ли?

      – Да, государь, – еле слышно проронил униженный принц, вызвав презрительную усмешку на губах Конде.

      – Где же он? – настаивал король.

      – В Риме.

      – Что ж, прекрасно. Это достаточно далеко, чтобы больше не думать о нём. У вас нет иных пожеланий, Филипп?

      – Нет, государь.

      – Тем лучше. В таком случае, продолжим!

      И король велел впустить вторую группу избранных. Через пару минут герцоги и пэры, толкаясь, развернули парчовый жилет, принятый у первого спальника. С ними вошли двое фаворитов – Сент-Эньян и Лозен. Король одарил миньонов улыбкой и продолжил церемонию.

      В опочивальню вошли члены Совета и государственные секретари. Людовик скользнул взглядом по Лиону, и воззрился на Кольбера с Лувуа. Суперинтендант и военный министр держались сегодня вместе, что показалось королю странным. По выражению глаз Кольбера он заключил, что тому необходимо сказать о чём-то крайне важном. Король сделал знак, который министр истолковал верно, терпеливо склонив голову.

      После