Постклассическая онтология права. Коллектив авторов

При этом критерий «нормальности» определяется исходя из господствующих ценностей, которыми оценивается социальная реальность, что дает основание для правовой политики (правовой номинации или означивания социальных ситуаций как правовых).

      Признавая справедливость высказанных положений, приходится констатировать, что на сегодняшний день социальное назначение права практически не исследовано[258]. Функциональная значимость права проявляется в его легитимности, выступающей сущностным критерием права по А.В. Полякову. Интересно, что все значимые теоретики права ХХ в. – Г. Кельзен, Г. Харт, Р. Алекси и др. признают социальную валидность права (т. е. легитимность) как необходимый аспект его бытия.

      В этой связи серьезнейшей проблемой юридической науки является диалектика универсального и контекстуального. Существует ли универсальное право и представление о его общих – для всех времен и народов – признаках? Другими словами, есть ли нечто общее, что свойственно явлениями и процессам, именуемым юридической теорией (точнее – теориями или различными концепциями права) термином право, с учетом его исторической изменчивости, культурной обусловленности и многогранности?

      Мировоззрение, господствующее со второй половины ХХ в. и до наших дней, казалось бы, не оставляет возможности положительного ответа на вопрос о возможности универсального права и неотделимого от него знания о нем, так как сегодня с легкой руки культурной антропологии, аналитической философии[259], гипотезы лингвистической относительности, постструктуралистов, постмодернистов и т. д. доминирует идея релятивизма.

      Принципиально важную роль в становлении концепции релятивизма сыграл принцип дополнительности Н. Бора, имеющий общеметодологическое значение. Он означает контекстуализм научного знания – его зависимость от позиции наблюдателя, отсутствие привилегированной точки зрения («Божественного наблюдателя» – Х. Патнем), а тем самым, несоизмеримость научных парадигм. Поэтому, например, научные факты всегда являются «теоретически нагруженными»: они зависят от того, как их оценивают с позиций соответствующей теории и сами по себе (без теории) ничего не доказывают[260]. В связи с принципом релятивизма нельзя не вспомнить ограничительные теоремы К. Геделя, опровергающие возможность существования формализованных непротиворечивых и одновременно полных (завершенных) систем. В частности. Первая теорема Геделя гласит: если система (множество) непротиворечива, то она неполна (незавершенная); если же она полна (завершенная), то она противоречива.

      Лингвистический «поворот» в социогуманитарном знании сформулировал зависимость социальной реальности от представлений о ней: ситуация реальна настолько, насколько она воспринимается как реальная – гласит знаменитая «теорема У. Томаса». Это же утверждают и сторонники социальной феноменологии. Поэтому релятивизм в научном познании одновременно оказывается онтологическим релятивизмом социального

258

Известнейший отечественный теоретик уголовного права А.Э. Жалинский справедливо пишет: «Не вполне понятно, как уголовное право служит обществу. Отсутствует должная ясность относительно природы, тенденций и соответственно места уголовного права в быстро меняющемся современном обществе. … В российском обществе, в значительной части по вине профессиональных юристов, нет четкого представления как о позитивных и негативных следствиях функционирования действующего уголовного права, так и о способах использования его возможностей». И продолжает: «В уголовно-правовой науке, и не только российской, не решен ее основной вопрос: какова действительно роль уголовного закона. И в особенности каково действительное воздействие уголовного права на поведение людей». Жалинский А.Э. Уголовное право в ожидании перемен: теоретико-инструментальный анализ. – 2-е изд., перераб. и доп. М., 2009. С. 5, 7–8, 106.

259

Речь идет, по крайней мере, о релятивистском направлении в аналитической философии, представленном идеями позднего Л. Витгенштейна (языковых игр, прежде всего), концепцией возможных миров Н. Гудмэна, теорией онтологической относительности У. Куайна и др. но является односторонним, и ведет к радикальному упрощению права. (Schlag P. Normativity… P. 1115). Из одной-единственной перспективе вытекает вера в то, что существует единственно верная онтология права, которая не зависит от всех субъектов права (за исключением судей) (Ibid. P. 1116–1117). Я. И. Гилинский – один из немногих в российской юридической науке, кто использует принцип дополнительности в качестве методологии криминологических исследований. По его мнению, вытекая из принципа относительности знаний (релятивизма) и необычайной сложности даже самых «простых» объектов, принцип дополнительности в изложении Н. Бора состоит в том, что «соntгагіа sunt complementa» (противоположности дополняют друг друга): лишь противоречивые, взаимоисключающие концепции в совокупности могут достаточно полно описать изучаемый объект; иными словами, необходимо не «преодоление противоречивых суждений об объекте, а их взаимодополкительность). – Гилинский Я.И. Криминология: теория, история, эмпирическая база, социальный контроль. 2-е изд, перераб. и доп. СПб., 2009. С. 25–26.

260

В юриспруденции принцип дополнительности пока не получил долженствующего ему применения. Косвенно он используется одним из лидеров критических исследований в юриспруденции США, профессором школы права университета Колорадо П. Шлагом (См.: Schlag P. The Problem of the Subject // Tex. L. Rev., № 69, 1991; Schlag P. Normativity and the Politics of Form // U. Pa. L. Rev., № 139, 1991). В частности, американский юрист поднимает проблему субъекта права и «взгляда изнутри» на право (с точки зрения судьи). Такой взгляд, по его мнению, неизбеж-