Ралли Родина. Остров каторги. Максим Привезенцев

ну, который будет… такой же.

      Возле входа в кандальную дежурили двое солдат. Завидев Чехова, один расплылся в улыбке, толкнул другого и что-то быстро сказал. Тот, одарив литератора и его спутника хмурым взглядом, полез в карман и передал товарищу некую мелочь, которую улыбчивый сразу же спрятал за пазуху.

      «Деньги?» – озадачился Чехов.

      Будто прочтя его мысли, первый солдат весело воскликнул:

      – Здравствуйте, Антон Павлович! А мы с товарищем поспорили как раз на папиросу, Чехов ли это приехал или нет.

      – Вы, судя по улыбке, выиграли? – спросил литератор.

      – Ага! – охотно подтвердил довольный солдат.

      – Что ж, тогда поздравляю, – сказал Чехов, кивая победителю.

      – Спасибо! – сияя, поблагодарил тот. – Кабы не вы…

      – Хорош уже, – строго произнес Ракитин, не дав солдату договорить. – Вы тут кандальную охраняете или в игры играете? Может, будете спорить, какой заключенный сбежит раньше прочих?

      Пристыженные, солдаты потупились.

      – Как дети малые, ей-богу… – проворчал Ракитин, качая головой.

      Он достал из сумки сложенный вдвое лист и протянул его улыбчивому солдату, который теперь был едва ли не мрачней своего угрюмого товарища:

      – Удостоверение смотреть будете?

      – Так мы же вроде знаем, кто… – Улыбчивый показал на Антона Павловича, но под осуждающим взглядом Ракитина снова поник и умолк, не закончив фразу.

      – Проверять надо всех, – процедил офицер. – А иначе можно вообще без вас обойтись.

      Продолжая что-то ворчать себе под нос, он все-таки вручил весельчаку-солдату удостоверение литератора, выписанное Корфом. Оба надзирателя, сомкнувшись плечами, стали читать бумагу. Потом хмурый сказал:

      – А позволите вопрос, ваше благородие?

      – Позволяю, спрашивай, – кивнул Ракитин.

      – А Сонька Золотая Ручка, она же Софья Блювштейн – она может считаться политической?

      – С чего бы вдруг? – удивился офицер. – Обычная воровка… ну, точней, не обычная, конечно, но именно воровка… В общем, давай сюда удостоверение и веди нас внутрь, Соньку показывай.

      С раздражением вырвав бумагу из рук солдата, Ракитин без приглашения вошел в казарму.

      – Пройдемте, Антон Павлович, – с опаской посмотрев офицеру вслед, сказал угрюмый. – Посмотрите на госпожу Блювштейн, на других заключенных…

      Чехов кивнул. Он немало слышал про Софью, еще находясь в столице: тогда любой, кто знал про эту находчивую и хитрющую барышню, считал должным сообразить каламбур на ее счет. Как только не звали госпожу Блювштейн – от «особы опасной» до «кандально известной». Сам Чехов от шуток насчет Соньки воздерживался, но с каждым ее упоминанием все более укреплялся в мысли, что просто обязан встретиться с легендарной преступницей. Именно поэтому, едва забрав у барона Корфа удостоверение, Антон Павлович сказал Ракитину, что хочет ехать к госпоже Блювштейн. Молодой офицер попросил день, чтобы обо всем договориться, и следующим утром уже повез литератора в Александровскую тюрьму.

      Стоило