Дом на краю света. Майкл Каннингем

шепчет Карлтон. – Хоппа….

      – Мы все сделали правильно? – спрашиваю я.

      – Мы все сделали замечательно, малыш. Как ты, а?

      Он легонько щелкает меня по затылку.

      – По-моему, отлично.

      Я пристально вглядываюсь в обои, словно собираясь войти внутрь.

      – “По-моему”? Ты сказал “по-моему”? Сейчас мы с тобой отправимся в космос. Иди сюда.

      – Куда?

      – Иди сюда.

      Он подводит меня к окну. За стеклами нервно мечется снежная крупа. Под фонарем она кажется серебряной. Похожие на ранчо дома хранят тепло, неярко освещая растущие сугробы. Это улица Кливленда. Наша улица.

      – Сейчас мы с тобой полетаем, – шепчет Карлтон, наклонившись к самому моему уху. Он открывает окно. Снег врывается в комнату, искрится на ковре.

      – Полетели, – командует он.

      Мы напрягаемся, вытягиваемся и… летим. Черный ночной ветер бьет в лицо. На какую-то ничтожную малость мы отрываемся от толстого бежевого ковра из искусственной шерсти. Победа! Секрет левитации в том, чтобы взлететь прежде, чем тело осознает противозаконность своих действий. Я и сегодня готов поклясться, что это именно так!

      Мы оба знаем, что на мгновение оторвались от пола, и поражает это нас не больше, чем, скажем, тот факт, что с неба иногда падают самолеты или что мы скоро покинем дом, в котором живем с детства. Мы снова на земле. Карлтон трогает меня за плечо.

      – Вот так-то, Кузнечик, – говорит он. – Чудеса и вправду происходят. Обалденные чудеса!

      Я киваю. Он опускает стекло, которое въезжает обратно в паз с губным, чмокающим звуком. Из холодной стеклянной черноты на нас глядят наши отражения. На кухне мать кидает на шипящую сковородку гамбургеры. В подвале под лампочкой в колпачке-абажуре отец наклоняется над длинным ящиком, готовясь разместить в нем часовой механизм, маятник и циферблат. Где-то над головой гудит невидимый самолет. Я испуганно смотрю на Карлтона, а он ободряюще улыбается и крепко прихватывает меня сзади за шею.

      Март. Снег стаял уже почти всюду. Я иду по кладбищу, размышляя о своей бесконечной жизни. Одно из безусловных достоинств Кливленда в том, что, в какую бы сторону от него ты ни направлялся, невольно чувствуешь, что изменяешь жизнь к лучшему. По моим расчетам, от нас до Вудстока, штат Нью-Йорк, миль триста пятьдесят. Я шагаю на восток, туда, где мы с Карлтоном прячем бутылку. Я собираюсь немного тяпнуть за мое славное будущее.

      Подойдя к склепу, я слышу тихие постанывания и застываю на месте, не зная, на что решиться. Звук похож на долгий предсмертный стон, забирающийся все выше и выше, к верхнему до, что-то вроде “ааааааАа”. Волчий вой, разворачивающийся от конца к началу. Смыться или все-таки попытаться выяснить, что происходит? Я выбираю второе – иначе не получится истории. В историях моего брата люди всегда совершают рискованные безрассудства. Кстати, неплохой способ разобраться, как поступить, – нужно только вообразить себя персонажем рассказов Карлтона.

      Прижавшись к мраморной стене, я, затаив дыхание, огибаю