Суд праведный. Леонид Шувалов

почти неосознанно, шевельнулась кощунственная радость. Теперь никто не будет зудеть о том, что ради умножения семейного капитала он, Андрюха, непременно должен жениться на дочери кабатчика, мордастой Феньке; никто не будет кричать, что нечего и думать засылать сватов к голи переселенческой – Беловым.

      – Я ужо за урядником послал, – отведя глаза, хмуро проронил Мануйлов.

      Андрей непонимающе повернулся к нему. Староста кашлянул, пояснил осторожно:

      – Убитый он… Василий Христофорович-то… Висок прошиблен…

      Андрей по-прежнему не мог ничего сообразить, лишь в мозгу глухо отдавалось: «Убитый он… убитый он…»

      Оборвав вой, словно поперхнувшись им, Евдокия Евлампиевна бросилась к сыну и с искаженным лицом принялась трясти его за грудки:

      – Говорила тебе, ищи отца, ищи отца! Говорила!

      Отпрянув и схватив мать за руки, Андрей ошеломленно, осевшим голосом, проговорил:

      – Мамаша, мамаша… Побойтесь Бога! Я-то в чем виновный? Выпимши я был… Не помню ничего…

      Мать сжала губы, замерла, потом, с силой оттолкнув Андрея, метнулась к стоящему у калитки старосте, зачастила:

      – Анисим это его! Белов это его! Он – убивец!!!

      Мануйлов хмуро удивился:

      – С чего взяла-то?

      – Он! Он! – потрясая в воздухе руками, кричала Евдокия Евлампиевна. – Вечор прибегал, с колом… Василия Христофоровича искал! Весь дом перевернул, запалить хотел!

      Не сознавая, что делает, Андрей схватил в сенях топор и в два прыжка выскочил на улицу.

2

      Разбуженный работником Мануйлова, не выспавшийся и злой с похмелья урядник размашисто шагал к дому станового пристава, кляня всех сотниковских мужиков, кляня свою службу, мороз и даже кума, с которым они вчера изрядно перебрали. Поднявшись на высокое крыльцо, он даже скрытую радость почувствовал: вот поднимет сейчас станового!

      Платон Архипович, шумно дыша, лежал рядом с пышнотелой супругой, и ему было хорошо, тепло и спокойно. Но когда задребезжал колокольчик, сразу открыл глаза. Осторожно сняв с плеча голову Артемиды Ниловны, пристав натянул брюки, сапоги и поспешил к двери.

      – Чего тебе? – недовольно спросил, увидев трясущегося от утреннего морозца урядника. – Этакая рань, а ты уже тут…

      – Извините, ваше благородие, что побеспокоил, – придав своему кирпично-красному, с синими прожилками лицу подобающее выражение, рявкнул тот. – Час назад староста Мануйлов обнаружил у своего дома крестьянина Кунгурова с проломленным черепом.

      – Вот те на! – досадливо поморщился Збитнев.

      – Стражники ужо должны прибыть к трупу, – продолжая пучить круглые бесцветные глаза, отрапортовал урядник.

      – Ладно, Фёдор Донатович, ступай… Сейчас буду…

      Войдя в гостиную, Збитнев глянул на свернувшегося в калачик на диване учителя Симантовского, хмыкнул и налил себе рюмку водки. Услышав характерные звуки, Симантовский немедля открыл глаза, скинул тулуп, служивший ему одеялом, медлительно поднялся:

      – Не