Две недели в другом городе. Вечер в Византии. Ирвин Шоу

играть небольшие роли в итальянских картинах; в конце концов, по прошествии ряда лет, ему удалось выторговать у Госдепартамента полноценный заграничный паспорт.

      Джек увидел здесь Тачино, его помощника Тассети, Барзелли, Делани и жену режиссера, Клару. Стайлз стоял, пошатываясь, возле бара с застывшей на лице презрительной улыбкой. В центре комнаты Деспьер беседовал с Моссом, знакомым Джека из посольства, и молодым итальянским режиссером, получившим год назад приз в Венеции. Холты, держась за руки, прогуливались среди гостей, источая радушие; временами по их лицам скользили смущенные улыбки; они были счастливы, потому что в Оклахоме им никогда бы не удалось устроить такой прием. Миссис Холт еще не успела напиться.

      Уровень шума в изысканно убранной гостиной только начал повышаться; хриплый мужской смех заглушал звонкое женское щебетанье, усиленное алкоголем. Охотники и охотницы, возбужденные обилием дичи, стреляющие по всему, что движется, переходили от одной группы к другой, стремясь занять наиболее удобную позицию в многоязычной толпе. В молодости, до первой женитьбы и в промежутках между браками, Джек охотно посещал подобные многолюдные сборища, где ничто не связывало приглашенных друг с другом, почти никто никого прежде не знал и практически не мог встретить в будущем; это общество не признавало условностей и не обладало четкой инфраструктурой. Точнее, инфраструктура формировалась каждый раз заново, она существовала с семи часов вечера до десяти, а позже разрушалась; каждый вечер во всех столицах мира подогретые алкоголем люди ухаживали, флиртовали, знакомились, расставались, обижали друг друга, льстили, интриговали. Сегодня эта ярмарка не захватывала Джека, он пытался определить, когда сможет покинуть палаццо, не нанеся своим уходом обиды Холтам. Джек приглашал Веронику пойти сюда с ним, но она отказалась.

      «Наш роман продлится только две недели, – сказала она, расставаясь сегодня с Джеком в отеле, – и я не хочу афишировать его. Не хочу попусту растрачивать наше время на таких вечеринках. Мне даже не хочется ни с кем разговаривать в течение этих четырнадцати дней».

      Они договорились встретиться в девять тридцать и поужинать вместе. Джек не торопился опустошить свой бокал, желая остаться трезвым для Вероники. «Готов поспорить, – подумал Джек, – ни один из присутствующих не может похвастаться тем, что сегодня днем ему довелось выслушать угрозу, подобную произнесенной Брезачем».

      – Возьмите, к примеру, меня, – произнес молодой режиссер-итальянец, стоявший возле Мосса и Деспьера; ради сотрудника посольства он говорил по-французски. – Во мне смешаны черты двух этнических групп, населяющих Италию. Посмотрите на мой затылок.

      Он повернулся, демонстрируя слушателям заднюю часть своей головы.

      – Он плоский. Я родился в Венеции, мой отец – венецианец. На севере Италии много швейцарцев, баварцев, тирольцев, это люди строгие, прямодушные, не отличающиеся красотой.