Фатум. Том второй. Голова Горгоны.. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

Игнасио. Голос доминиканца прозвучал столь буднично, будто он справлялся о погоде, но губы при сем были бледны как никогда.

      – Они шли за нами от самого Керетаро. Мои слуги пытались осадить их… – майор отхлебнул вина и замолчал.

      – Их убили? – брат Ривьера нервно скребнул ногтями по столу.

      Андалузец мрачно кивнул головой.

      Кнут Аракаи замер. Крупная голова накренилась, взор задержался на черных окнах.

      – Убили… я так и думал.

      Стекла вдруг задрожали от твердого, словно камень, ветра, скакнуло пламя свечей, и где-то как будто охнула половица.

      Монахи перекрестились, взяв равнение на распятие, а сержант шепнул с оглядкой:

      – Я вот что думаю… Не дано человеку тягаться с дьяволом…

      Винсенте Аракая, прищурившись, заглянул в глаза офицеру:

      – Уж не с Консепсьоном ли свела вас тропа нос к носу?

      – Уверен, что нет. А кто такой Консепсьон?

      – Консепсьон… – зловещим эхом разнеслось по залу.

      – Эй, послушайте! – де Уэльва вскочил на ноги. – Объясните вы наконец! Vacero… Теперь еще Консепсьон! Мне осточертели ваши кошачьи шажки вокруг да около. Падре! – он тряхнул кудрями. – Сходите хоть раз по-крупному!

      – ОН – никто. ОН – видение из кошмара! – настоятель был как обычно терпелив и серьезен. – Vacero Conseption – это полное его прозвище… Вы слышали что-нибудь о Черных Ангелах?

      Испанец отрицательно качнул головой:

      – А эти чем знамениты?

      – ОН вместе с ними наводит ужас! – Винсенте зло боднул взглядом майора.

      Дрова в камине взорвались огнистым треском и пали; трапезная нырнула в потемки. Синеватые отсветы легли на бледные пятна лиц, превратив их в жуткие маски. Слева от дона Диего что-то прошамкал Олива. В медных складках его кожи светились два зеленоватых холодных зрачка. Голова коррехидора совсем пропала в тени плеч, и только горбатый нос красным клювом торчал оттуда. Настоятель, напротив, как будто вырос, а твердые черты его лица приобрели каменный рельеф.

      Огонь в очаге мало-помалу взялся за новое полено, но повсюду растекшийся полог тайны не стал меньше.

      – Сеньор де Уэльва, – крякнул сержант, – я не прочь рассказать вам легенду о Vacero, но только для начала, чтоб я сдох, давайте промочим глотки.

      Сграбастав волосатыми пальцами бутыль, коррехидор поспешно расплескал все содержимое до капли в кружки и отшвырнул прочь.

      – Да хранит нас Господь! – стукнувшиеся глиняные бо-ка со скрежетом сомкнулись и разлетелись по сторонам.

      – Вы уж извините меня, ваше преподобие, я знаю: эта история вам не по ноздре, но если наш уважаемый высокий гость жаждет ее узнать, отчего бы и не удовлетворить его охоту? – Винсенте смачно, с прихлебом, чавкнул алым краем арбуза и так фыркнул, что черный глянец семян веером разлетелся по столу.

      – Сказывают, дескать, жил когда-то в сих местах ваке-ро Консепсьон – так все его называли. Лихой был человек: сталь и кремень. Только один грех был у него: упрямый уж больно… оттого