Фатум. Том второй. Голова Горгоны.. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

Диего взял ее за плечо. – Ей-Богу, довольно… Лучше давай используем наш шанс для сведения счетов чикано с гринго.

      Он крепче сжал ее локоть, но на прекрасном лице не было ни тени эмоций. Вырвав руку, она направилась через всю комнату к стулу, на котором были сложены ее вещи.

      – Тереза! – он не шутил. Кровь идальго подхлестнула его.

      Она повернулась. Хлопковая рубаха потемнела под мышками и спереди, где ничем не стесненная грудь натягивала ткань. Впервые зеленые глаза казались серыми и смотрели как будто мимо него.

      – Прошу, не трогай меня сейчас. – В глазах ее проступили слезы. – Уходи, я хочу побыть наедине с отцом.

      – Как?.. – глаза дона округлились. – Разве…

      – Прошу, не надо об этом, – голос ее дрожал. – Люди отца Игнасио… они нашли его и похоронили здесь… в Санта-Инез. – Она закрыла лицо руками и зарыдала. Сейчас ей одно хотелось сказать: «Прости, па, я вела себя с тобой как последняя дрянь».

      – Терези, – майор кусал губы. – «Эх, Антонио, смешной человек, великий враль, трус, скотина и скряга… Вот и твоя смерть на мне… Печально: я почему-то думал, что ты умрешь от вина или скупости…» – Дорогая, – майор подошел к ней, обнял дрожащие плечи. – Ну, перестань… Слышишь, нельзя так, нельзя… Ему теперь уже никто не нужен… Всё в прошлом…

      – Зато он нужен мне! – она зло вырвалась из его рук, отбежала к окну и тихо, но жестко сказала:

      – Лучше не подходи. Ты меня знаешь…

      Между ними студеной водой разлилось молчание. Диего сжал губы: «Ужели мы на разных берегах?»

      Пауза далась ему нелегко.

      Последний оранжевый луч солнца сломался о гребень гор, перестав стучаться в мутное стекло окна, когда он открыл дверь и сказал:

      – Прости, видно, я привык думать лишь о себе. Suum cuique⁴⁹.

      * * *

      Брат Олива проводил дона Диего в трапезную, что вековала по соседству с канцелярией коррехидора Аракаи. Это была не жадная до места, но с низким, крепко закопченным потолком зала, разделенная надвое толстыми продольными балками. На стенах красовались картины грубой работы, выполненные в подражание знаменитому Мурильо⁵⁰. Стены играли цветами библейских сюжетов, кои сменяли один другой: младенец Иисус с хлебами для благонравного вида паломников; ангелы, спускающиеся с небес; пастор в черной широкополой шляпе, раздающий убогим похлебку…

      Посреди залы за дюжим дубовым столом восседали монахи во главе с настоятелем, слева от них ковырялся в зубах сержант. Карминовые отблески камина наполняли причудливым дроглым светом пространство, делая его нереальным, похожим на театральную декорацию, а собравшихся – на средневековых панцирников.

      Майор любезно поклонился, не ущемляя своего дворянского достоинства, и присоединился к столу. Немало оробевшие в присутствии столь высокого гостя хозяева натянуто улыбались, смиренно храня молчание.

      Опрятная пожилая индианка, лоб которой венчала аккуратно зачесанная

49

Suum cuique – Каждому свое (лат.).

50

Мурильо, Барталоме Эстебан (1617—1682) – знаменитый испан-ский живописец севильской школы. Громадный талант Мурильо лучше всего выражался в изображениях святых и Спасителя в моменты экстаза, а также в жанровых картинах.