Обратная перспектива. Михаил Устинов

Зачем нам лыжи? – Она шагнула к нему, пала на грудь. – Я все знаю.

      Чемодан поколебался и тоже упал.

      Такой ночи Борболин еще не знал.

      Лодка неспешно плыла, миновали край света, достигли края тьмы. Там оказался серебристый залив. Где-то далеко, как в каменном тазу, перекатился гром. Но затихло без последствий, обошло стороной.

      В саду за домом мама варила варенье. Из-под донышка ложки – он не успевал донести до рта – срывалась оваловая капля.

      Уже вынесены вещи, в опустевшей комнате – лишь осадок лета, то, что вспомнить через тридцать лет. Пыльный прямоугольник на месте дивана, и свет не прикрыт абажуром.

      На берегу озера, уроненного с неба, тень жены была прозрачна, и сквозь нее темнела трава. На берегу озера, где дождался и переживал чуть скошенную солнцем и восстановленную памятью тень, складывалась вечность, обрамленная мигом, когда дождь внезапно по воде, траве, пыли, – и он обнял ее, хоть чуть-чуть защищая руками.

      Только однажды он споткнулся, начав было: «Не понимаю, как Жибрунов…». – «Не думай об этом. Все равно у тебя премия маленькая, – сказала жена, лодка черпнула воды, но тут же выправилась: – А я тебя все равно люблю. Ты – настоящий… Можешь закурить, если хочешь», – добавила она, помолчав.

      Лодка качалась, открытая звездам.

      Жибрунов поглядывал с улыбочкой.

      – Пойдем покурим? – предложил, напрягшись, Борболин.

      Но когда вышли на лестницу, Жибрунов опередил:

      – Ну, приговоренный, как себя чувствуем?

      Борболин отупел, но все-таки собрался:

      – Зачем ты это сделал?

      – Что? – посмотрел Жибрунов непонимающе.

      – Зачем голосовал?

      – Чудак-человек, а ты не голосуешь? Мало ли за что голосуем.

      – А выступал зачем?

      – Ты даешь. Ну выступал. Это здесь я могу сказать: молодец, Колька, не ожидал! А ты и вправду так и выдал ментам, что композитор?

      – Я тебе не Колька! Убери руку! – Борболин дернул плечом.

      – Хорошо, хорошо, не сходи с ума.

      – Это ты сошел с ума. – Борболин приблизился к нему. – Ты что, думаешь… думаешь… – и, не находя слов, неловко, раскрытой ладонью, ударил.

      – Коля… – Тот поднес сигарету ко рту, но затянуться не удалось.

      Борболин переступил и почувствовал надежное равновесие, особенно удачную точку опоры. Из прежнего ничего что-то раскручивалось, вырывалось. Жибрунов зацепил урну, та опрокинулась и, переждав мгновенье, загрохотала по ступеням.

      Выбежали из соседних комнат, замерли, не решаясь вмешаться, так Борболин был велик.

      «Остановите его!» – человеколюбиво взвизгнула Ираида. Борболин принимал как должное свое тяжелое ликование. Сигарета наконец вылетела из пальцев Жибрунова, осыпаясь искрами.

      Борболин почувствовал себя, как какой-нибудь древний бог, и тогда ему стало скучно.

      Версия о сумасшествии Борболина сразу была отметена. Начальник вызвал