Обратная перспектива. Михаил Устинов

а имя прозвучало так нежно, ласково. Он умилился собеседнику и самому себе.

      – Будет и на нашей улице… – и, чтоб не заплакать, сгреб в кулак фужер. Фужер ожил, но не долго мог вынести это непривычное стеклу агрегатное состояние. Жибрунов подобрал осколки и попытался спрятать их в карман.

      – Ну что, мальчики? – монументально выросла рядом с их столиком официантка.

      – Он – настоящий поэт, – сказал Борболин невпопад.

      – А он – композитор. Ищет звук разбивающихся надежд.

      – Вот именно! – Борболин обрадовался здравому объяснению.

      – Композитор, – не совсем поверила официантка. – Два рубля, – и сразу раскрыла свои карты: – А то милицию зову.

      – Хоть три, – спасовал Борболин, и официантка сорвала банк.

      Жибрунов добрался до «бросьте же борьбу», но Борболин его уже не слышал – он уже почувствовал. Только не было ни сил, ни времени, чтоб обрадоваться этому как факту, потому что и факта не было. Это уже не факт биографии, когда поглощает и сминает человека, а что-то похожее на судьбу, которой противопоставить нечего, кроме жалобы, слез, саркастической усмешки, обреченного вызова. Вот он, напротив себя: пустота в обводе костюма, черная дыра, куда бездонно ссыпаются мысли, чувства, разбитые надежды. Все стало больно и отчаянно.

      – Слушай, пойдем куда-нибудь?

      – Куда? – готовно отозвался Борболин. Идти, действовать, доказать.

      – Ну… – Жибрунов неопределенно покрутил в воздухе пальцами. – А у тебя некуда?

      Очутившись на улице, Борболин ощутил подъем и выскочил на мостовую. Махал рукой проезжавшим машинам, яростно грозил вслед ускользавшим габаритным огням. «Сейчас, сейчас!» – кричал он Жибрунову, но автомобили огибали его, не останавливаясь. «Давай сюда, дорогу перекроем!» Он подбежал к тротуару, за Жибруновым, но того не было видно.

      – Чего там перекрывать, я подвезу, – посочувствовал какой-то мужик в форме.

      Борболин даже не обрадовался нечаянной удаче. Так и должно быть.

      – Сейчас, погоди, только Жибрунова… – Показалось, тот мелькнул у входа. – Сеня! – Нет, показалось.

      – Ладно, обойдемся без Сени. Полезай.

      Машина стояла тут же. Милиционер подсадил Борболина и сел сам. Борболин наклонился к шоферу через окошко:

      – Едем к жене! – Решение пришло только сейчас, но было единственно верным.

      – И мне к жене… – еле выговорил из темноты кто-то напротив.

      – Да ты… я тебе за свою жену… – Борболин рванулся к его лацканам, но пока отыскивал их у ватника, невидимая сила отбросила его назад на жесткое сиденье.

      – Без рук! Все к женам попадете. К теще на блины. – Старшина гордился, что не потерял чувства юмора на своей тошнотворной работе.

      И тут Борболина вырвало.

      Когда пришла бумага из вытрезвителя, Борболина решили разобрать на профсоюзном собрании. Почему-то вообще приняты собрания, на которых разбирают, но никто не догадался ввести каких-нибудь разбираний, чтоб собрать.

      Конечно, Ираида Степановна первой вступила в открытый бой с распущенностью