Средний пол. Джеффри Евгенидис

задумываться о своей сестре. Сначала ему было просто интересно посмотреть, как выглядит грудь настоящей женщины. И ему было все равно, что это была грудь его сестры. Он старался не думать об этом. Из-за килима, разделявшего их кровати, ему был виден силуэт раздевавшейся Дездемоны. Это было просто тело, оно могло принадлежать кому угодно – по крайней мере, так уговаривал себя Левти.

      – Что ты там делаешь? – спрашивала раздевавшаяся Дездемона. – Что это ты затих?

      – Я читаю.

      – Что ты читаешь?

      – Библию.

      – Ну конечно! Ты никогда не читаешь Библию.

      Потом он поймал себя на том, что представляет себе сестру после того, как гас свет. Она захватывала воображение Левти, как он ни сопротивлялся. Тогда он стал ходить в город в поисках чужих обнаженных женщин.

      Но после того дня, когда они вместе танцевали, он перестал сопротивляться. Потому что их родители были мертвы, деревня уничтожена, потому что в Смирне их никто не знал и потому что он не мог противиться виду Дездемоны, с которым она сейчас сидела на чемодане.

      А что Дездемона? Что чувствовала она? По большей части страх и тревогу, которые перемежались невероятными всплесками счастья. Она никогда еще не клала свою голову на колени мужчине. И никогда не спала «ложка в ложке» в мужских объятиях. Она никогда не ощущала мужского желания, при том что слова продолжают звучать так, словно ничего не происходит.

      – Осталось всего пятьдесят миль, – сказал Левти как-то вечером во время этого изнурительного путешествия в Смирну. – Может, нам завтра повезет и кто-нибудь нас подбросит. А когда мы доберемся до Смирны, то сядем на корабль, идущий в Афины, – голос его звучал напряженно и несколько выше, чем обычно, – а из Афин мы поплывем в Америку. Правда, здорово? По-моему, очень хорошо.

      «Что я делаю? – думала Дездемона. – Он мой брат!» Она оглядывалась на других беженцев и все время ждала, что они начнут стыдить ее. Но вокруг были только безжизненные лица и пустые глаза. Никто ничего не знал, и никому не было до них дела. И тут она услышала возбужденный голос брата, поднесшего хлеб к ее лицу:

      – Зрите манну небесную.

      Дездемона подняла глаза и, когда Левти разломил чурек пополам, почувствовала, как ее рот наполняется слюной.

      – Я не вижу никаких кораблей, – грустно произнесла она.

      – Не волнуйся. Они на подходе. Ешь. – Левти опустился рядом с ней на чемодан. Их плечи соприкоснулись, и Дездемона отодвинулась. – В чем дело?

      – Ни в чем.

      – Всякий раз, когда я сажусь рядом, ты отодвигаешься. – Он с недоумением посмотрел на Дездемону, но выражение его лица тут же смягчилось, и он обнял ее, ощутив, как та напряглась. – Ну ладно, как хочешь. – И он снова встал.

      – Куда ты?

      – Пойду поищу еще какой-нибудь еды.

      – Не ходи, – попросила Дездемона. – Прости. Мне здесь так одиноко.

      Но он, не слушая, уже ринулся прочь. Он ходил по городу, проклиная Дездемону