Средний пол. Джеффри Евгенидис

на своих гусениц. Ни одна из них не пряла коконы. Дездемона протянула руку, сняла с веточки один кокон и положила себе в карман.

      Шестого сентября 1922 года главнокомандующий греческими войсками в Малой Азии генерал Хаджинестис проснулся с ощущением, что его ноги остекленели. Боясь вылезти из постели, он пренебрег утренним бритьем и отослал брадобрея. Днем он отказался выходить на берег, где обычно наслаждался лимонным мороженым. Вместо этого он продолжал лежать на спине, требуя от своих адъютантов, прибывавших с донесениями с фронта, чтобы те не топали ногами и не хлопали дверью. Этот день стал для командующего одним из самых светлых и продуктивных. Когда двумя неделями ранее турецкая армия захватила Афийон, Хаджинестис решил, что он уже умер, а всполохи света на стенах его каюты – пиротехническое шоу в преддверии рая.

      В два часа явился его адъютант.

      – Сэр, я жду приказа начинать контратаку, – шепотом произнес он.

      – Вы слышите, как они скрипят?

      – Кто, сэр?

      – Мои ноги. Мои худые остекленевшие ноги.

      – Сэр, я знаю, что у моего генерала больные ноги, но, при всем уважении, сэр, должен вам заявить, – и далее чуть громче, – что сейчас не время заниматься этими проблемами.

      – Ах, вы думаете, что это шутка, лейтенант? Вы бы отнеслись к этому иначе, если бы ваши ноги остекленели. Я не могу выйти на берег. Именно на это и рассчитывает Кемаль. На то, что я встану и мои ноги разобьются вдребезги.

      – Вот последние сообщения, генерал. – Адъютант поднес к лицу Хаджинестиса листок бумаги. – Турецкая кавалерия была замечена в ста милях к востоку от Смирны, – прочитал он. – Число беженцев составило сто восемьдесят тысяч человек. Это на тридцать тысяч больше, чем вчера.

      – Я и представить себе не мог, что смерть будет такой, лейтенант. Я вижу вас совсем рядом, хотя меня уже нет. Я уже на пути в Аид. Знаете что? Смерть – это не конец. Вот что я обнаружил. Мы никуда не деваемся. И мертвые видят, что я уже один из них. Вот они окружили меня. Вы не можете их увидеть, но они здесь. Женщины с детьми, старухи – все здесь. Попросите повара принести мне завтрак.

      А в это время знаменитый порт Смирны был забит судами. Торговые корабли пришвартовались к длинному причалу рядом с баржами и деревянными шлюпками. Дальше – в море на якоре – стояли военные корабли Объединенных сил. Их вид обнадеживал греков и армян, обитавших в Смирне (и тысячи тысяч греческих беженцев), хотя в городе циркулировали разные слухи: как раз накануне одна армянская газета написала, будто союзники – в порядке компенсации за свою помощь грекам – намерены передать город победоносной турецкой армии. Горожане взирали на французские эсминцы и английские боевые корабли, все еще готовые защищать европейские торговые интересы в Смирне, и опасения их отступали.

      В тот день доктор Нишан Филобозян двинулся в порт, надеясь обрести подтверждение этому. Он поцеловал на прощанье жену Туки и своих дочерей Розу и Аниту, похлопал по спине сыновей Гарегина и Степана и, указав на шахматную доску, заметил с напускной