Упраздненный театр. Стихотворения. Булат Окуджава

пошутил. А он пиджак

      серьезно так перешивает,

      а сам-то всё переживает:

      вдруг что не так. Такой чудак.

      Одна забота наяву

      в его усердье молчаливом,

      чтобы я выглядел счастливым

      в том пиджаке, пока живу.

      Он представляет это так:

      едва лишь я пиджак примерю —

      опять в твою любовь поверю…

      Как бы не так. Такой чудак.

      Черный кот

      Со двора подъезд известный

      под названьем черный ход.

      В том подъезде, как в поместье,

      проживает черный кот.

      Он в усы усмешку прячет,

      темнота ему, как щит.

      Все коты поют и плачут,

      этот черный кот молчит.

      Он давно мышей не ловит,

      усмехается в усы,

      ловит нас на честном слове,

      на кусочке колбасы.

      Он не требует, не просит,

      желтый глаз его горит,

      каждый сам ему выносит

      и спасибо говорит.

      Он и звука не проронит,

      только ест и только пьет.

      Лестницу когтями тронет —

      как по горлу поскребет.

      Оттого-то, знать, невесел

      дом, в котором мы живем…

      Надо б лампочку повесить —

      денег всё не соберем.

* * *

      Мне в моем метро никогда не тесно,

      потому что с детства оно – как песня,

      где вместо припева, вместо припева:

      «Стойте справа, проходите слева».

      Порядок вечен, порядок свят:

      Те, что справа стоят, – стоят.

      А те, что идут, всегда должны

      держаться левой стороны.

* * *

      Это случится, случится,

      этого не миновать:

      вскрикнут над городом птицы,

      будут оркестры играть.

      Станет прозрачнее воздух,

      пушек забудется гам,

      и пограничное войско

      с песней уйдет по домам.

      Кровь и военная служба

      сгинут навеки во мгле —

      вот уж воистину дружба

      будет царить на земле.

      Это случится, случится.

      В домнах расплавят броню…

      Не забывайте учиться

      этому нужному дню.

* * *

      А. Шуб

      Нева Петровна, возле вас – всё львы.

      Они вас охраняют молчаливо.

      Я с женщинами не бывал счастливым,

      вы – первая. Я чувствую, что – вы.

      Послушайте, не ускоряйте бег,

      банальным славословьем вас не трону:

      ведь я не экскурсант, Нева Петровна,

      я просто одинокий человек.

      Мы снова рядом. Как я к вам привык!

      Я всматриваюсь в ваших глаз глубины.

      Я знаю: вас великие любили,

      да вы не выбирали, кто велик.

      Бывало, вы идете на проспект,

      не вслушиваясь в титулы и званья,

      а мраморные львы – рысцой за вами

      и ваших глаз запоминают свет.

      И я, бывало, к тем глазам нагнусь

      и отражусь в их океане синем

      таким счастливым, молодым и сильным.

      Так отчего, скажите, ваша грусть?

      Пусть