Последний срок. Валентин Распутин

ты и заоблизывался, когда я в том платье вышла.

      Кузьма перебил их:

      – Может, мы в бутылку обратно сольем да вас слушать будем?

      Выпили. Галька подмигнула Кузьме и показала глазами на Степаниду. Кузьма незаметно покачал головой. Гальке не терпелось видеть, как будут раскошеливать ее тетку. Вот змея! Вызвалась в помощники, а умишко детский, как бы она со своим гонором не испортила все дело.

      – А ты чего в клуб не пошла? – совсем некстати спросил он ее.

      Галька прищурилась.

      – Мешаю, что ли? Я же вам сказала, я за вас, если он, – она показала на Василия, – не будет заедаться.

      – Чего это, чего? – насторожилась Степанида.

      – Проехали, – отрезала Галька.

      Кузьма замер. Разговаривать с Галькой было опасно. Она и понятия не имела о том, что существуют обходные маневры, или считала их лишними для своей тетки, с которой, мол, не стоит цацкаться, а надо, как курицу, хватать, пока она сидит на месте, и щипать. Нахмурившись, Кузьма показал ей, чтобы она помалкивала. Галька отвернулась.

      – А ты чего, тетка, не допиваешь? – разглядела она. – Всех хитрей хочешь быть?

      – Э, нет, так у нас не пойдет, – приподнялся Василий. – Что же ты это, хозяюшка? Давай, давай. Так у нас не делают.

      – Ой, да я с ее хвораю, – стала отказываться Степанида.

      – Ты, Степанида, чудная, как я на тебя погляжу: я, значит, не буду пить, чтобы и вы, гости дорогие, на меня глядючи, тоже кончали это дело. Так выходит?

      – Да ты что, Василий, зачем ты на меня так говоришь? Разве я такая? Ты скажешь так скажешь. Разве мне ее жалко? Да пейте всю, для того и достала.

      – Без тебя не можем, ты хозяйка.

      – Сейчас, сейчас. – Степанида заторопилась, допила. – Ты, Василий, прямо обидел меня. Я теперь все буду думать про это. Да мне для хороших людей ничего не жалко.

      – Посмотрим, – сказала Галька.

      – Чего это ты, змея подколодная, собралась смотреть?

      Кузьма торопливо сказал:

      – Наверно, в кино собралась, а на билет нету. Ухажера еще не заимела, чтоб на свои водил.

      – Да ее, кобылу, все киномеханики бесплатно пускают. У ей вся деревня ухажеры. Доброго человека с рублем не пустят, а она, откуда ноги растут, вертанет, и денег не надо. Прямо Василиса Прекрасная – куды тебе с добром! Я оттого и в кино это не хожу, что мне за ее перед народом стыдно.

      У Гальки раздулись ноздри, но Кузьма не дал ей взорваться.

      – Давайте еще по одной, – сказал он. – Тебе, Галька, налить?

      – Назло ей буду пить, чтоб она от жадности лопнула.

      – У-у, язва! Ждет не дождется моей смерти, а я ей с девяти лет заместо матери была. Поила, кормила и вот вырастила, полюбуйтесь, хорошие люди. Все для ее делала, а от ее доброго слова не слышу. Отблагодарила!

      Степанида приготовилась плакать, полезла за подолом.

      – Ладно вам, – сказал Кузьма. – Давай, Степанида, выпьем, чтоб ты еще сто лет жила да беды не знала.

      – Зачем мне, Кузьма, сто лет? Я уж намаялась, и правда скорей бы на покой. Работать не могу, а люди не верят. Я ведь