Дунав. Александр Берник

прислушиваясь.

      Потеплела душа, отогрелось тело. В голове как колокольчики забренькали и от музыки той лыба вовсю ширь расползлась. Похорошело молодцу, жить захотелось, как родился заново. Открыл Дунав глаза. Протянул ковш хозяину. Князь тоже ликом просветлел. Лыбой кривится.

      – Благодарствую, княже, – протянул довольно гость, – но больше ни-ни.

      – Так тебе никто больше наливать и не собирается, – издевательски ответил ему Сфендослав.

      – И правильно, – удовлетворённо пробасил собутыльник полеченный.

      – А эту будешь? – поинтересовался князь, тыкая пустым ковшом через плечо на жену к стенке забившуюся.

      Дунав крякнул, сделал морду оценщика базарного, оглядел товар с высоты своего роста великого да гостевого положения, и выдал безапелляционное решение:

      – Уволь, княже. Мне пока и двух пальцев хватает чтоб блевать себя заставить по необходимости.

      Хмурь с князя ветром сдуло порывистым. Заржал как конь до слёз сладостных, а как отревел да ковш в колоду швырнул недопитую, обратился он к жене своей хоть и законной, но до ненависти не любимой, несмотря на неё и не оборачиваясь:

      – Пошла вон. У нас тут разговор будет не для твоих ушей.

      Иванка с лицом каменным, ужом сползла с кровати в торец, прикрываясь мехами накидными да закутав в них свой скелетик, вдоль стеночки прошмыгнула к выходу. Князь, проследив её уход, вдруг сделался трезвым, заговорив тихонечко.

      – Притвори-ка двери поплотней да присаживайся. Разговор у нас будет не из приятных, как мне кажется.

      Дунав, поняв князя правильно, прежде чем дверь плотней закрыть, наоборот, распахнул да в коридоры выглянул. Только убедившись, что поблизости чужих ушей не водится, дверь закрыл, с силой в косяки вдавив да рядом с князем пристроился.

      – Маменька меня сегодня с утра отымела во все места, особливо в голову, – начал князь плакаться, – моя задумка провалилась к лешему. Я ж думал, Киев моё непотребство не сдюжит да попросит от дружины лиходейской избавить стольный град, направив в поход какой, иль так выгонят на хлеба вольные. Постыло мне в этих стенах сидеть, словно в поруби. Мне бы в степи да походы вольные. Зарубиться с кем да мошну с кого стрясти. Сам же ведаешь. Не хозяин я здесь. Так, для вида будто кукла ряженая. Да видать перегнул палку с непотребством я. Треснула. Решила маменька меня в третий раз женить, потому за тобой послал.

      – А я-то тут причём, княже? – опешил Дунав непонимающе, – сам же знаешь я по бабам не мастак. Иль она на мне тебя женить собирается?

      Хмурость мыслей княжеских вновь коснулась лыба хитрая.

      – А что? – повеселел Сфендослав с игривостью, – вот уж мы с тобой были б парой всем на загляденье. Ещё б на свадебке разнесли стольный град Киевский по камушку.

      – Не согласная я, – растянулся в улыбке богатырь, подыгрывая, выпрямляясь станом да дурачась от вовремя здоровья поправленного, – не для тебя меня ягодку в навозе выращивали.

      Князь опять заржал конём, хлопнув друга по плечу могучему,