Дунав. Александр Берник

себя нечто эдакое, что поможет ему хоть что-нибудь припомнить о случившемся да объяснить башке непонятливой, как она дура бестолковая, вместо светёлки собственной оказалась тут на конюшнях княжеских. Но подсказок объяснительных вокруг не видел разбросанных, а сено ничего не скажет хоть пытай ты его с пристрастием.

      Тут пацан вернулся с большим ковшом. Да так спешил, что всю рубаху обмочил спереди, да набрав видно не по силам своим, нёс ковш на двух руках, будто поленницу. Дунав как припал к ковшу, как почуяло его нутро огнедышащее прохладу колодезную, ожил враз. А полив остатки на дурную голову, даже на человека мыслями уподобился.

      – Дунав, тебя князь ждёт с утра, – вновь заканючил пацан жалостно да при этом зачем-то скривился, будто реветь собирается.

      – На кой? – буркнул богатырь, не глядя в его сторону.

      – Не ведомо, – быстро запричитал посланец обрадованный, что на него наконец обратили внимание, – велено тебя найти да сопроводить до князя свирепого. В спаленке он тебя дожидается. Хмурый, словно туча грозная.

      – Что стряслось-то? – спросил Дунав, лишь бы спросить, но при этом никуда не двигаться да тоном это было таким сказано, будто дружинник заранее знал, что по пустяку плёвому его беспокоят болезного, а значит, никуда идти и не требуется.

      – Не ведомо, – затрындел пацан одно и то же, – только за тобой послал. Никого видеть не желает окромя тебя. Мрачен князь.

      – А я прям весел как солнце весеннее! – с наигранным удивлением богатырь констатировал, – тепереча всяк ближник хмурым расхаживает, – тут он задумался о чём-то, почесал бороду да добавил, – иль лежит где-нибудь…

      Как озарение на него нашло, помогая светом своим память найти в сумраке своего сознания. И вспомнил воин, что пьянка была сердитая да такая, что как бой последний, как сеча смертельная. Даже вспомнил, что длился тот бой с лютым змеем ни день, ни ночь… Долго в общем-то. Вот сколько конкретно бился он с вражиной, вспомнить было выше его сил человеческих.

      Но тут воспоминания геройские вновь прервал голос мальца мерзопакостный:

      – Дунав, айда, а? – прохныкал настырный сопровождающий, – княже ругаться будет. Драться будет. Хмурый он. Как бы не пришиб меня за нерасторопность-то.

      – Э-э, – выдал богатырь, кривясь от противности, – достал уже. Но всё же превозмог кручинушку душевную, нашёл в себе силы богатырские да встал на ноженьки, что показались ему мокрым войлоком.

      Душно стало от вставания резкого. Вонь сена опостылевшего, уже в носу свербела. Вышел молодец на ногах негнущихся, почему-то в раз раскисших в непослушании в открытые настежь ворота на двор. Втянул носом аромат навозный да расплылся в блаженной улыбке всепрощения, прикрыв от удовольствия очи опухшие. Вот так порой и навозный дух оказывается может благовоньем стать, когда пахнёт в качестве разнообразия.

      Постоял чуток. Потянулся малёк. В голове шум с грохотом, будто игруны вчерашние именно в его башке и попрятались да там плясовую спьяну наяривают, но при этом, кто в лес, кто