Черный принц. Айрис Мердок

быть может, они и в самом деле намокли в потоке ее слез. Она тяжело, прерывисто дышала. Ворот ее платья был расстегнут, и в прорези виднелось белое кружево и выпиравшее над ним рыхлое тело. Она так сильно плакала, что лицо ее распухло до неузнаваемости, оно было мокрым, лоснящимся и как бы раскаленным. Теперь она снова расплакалась и, отшатнувшись от моей дружеской руки, стала рассеянно стягивать у горла платье.

      – Рейчел, вы ранены? Я привез врача.

      Она стала грузно подниматься с пола, опять отстранив мою поддерживающую руку. От ее прерывистого дыхания на меня пахнуло спиртом. Затрещал придавленный коленом подол платья. Она отпрянула и не то бросилась, не то упала на разоренную постель в глубине комнаты. Рухнула на спину, пытаясь прикрыться одеялом, – безуспешно, потому что она лежала на нем, – и, только закрыв руками лицо, зарыдала страшно, в голос, в самозабвении горя некрасиво раскинув на постели ноги.

      – Рейчел, ну пожалуйста, возьмите себя в руки. Вот, выпейте воды.

      Выносить этот отчаянный плач было выше моих сил, я испытывал чувство, близкое к смущению, но только гораздо более сильное, оно и мешало, и заставляло смотреть на нее. Женский плач пугает и мучит нас сознанием вины; а этот женский плач был ужасен.

      Арнольд за дверью кричал:

      – Впусти меня, Рейчел, пожалуйста, умоляю!..

      – Перестаньте, Рейчел, слышите? – сказал я. – Это непереносимо. Перестаньте. Я пойду отопру дверь.

      – Нет, нет! – без голоса, как бы шепотом, взвыла она. – Только не Арнольда, только не…

      Неужели она все еще его боялась?

      – Я впущу врача.

      – Нет, нет!

      Я открыл дверь и отстранил ладонью Арнольда.

      – Войдите и осмотрите ее, – сказал я Фрэнсису. – У нее кровь.

      Арнольд в дверях громко и жалобно взывал:

      – Дорогая, прошу тебя, позволь мне только на тебя взглянуть, не сердись, ну пожалуйста…

      Я оттолкнул его к лестнице. Фрэнсис вошел в спальню и запер за собою дверь – то ли из деликатности, то ли по правилам своей профессии.

      Арнольд сел на верхнюю ступеньку и застонал:

      – О господи, господи, господи…

      К моему испугу и смущению примешалось теперь какое-то жуткое, манящее любопытство. Арнольд, позабыв о том, что за зрелище он собой являет, сидел, запустив обе руки в волосы, и стонал:

      – Господи, ну и кретин, ну и кретин!..

      Я сказал:

      – Успокойтесь. Что у вас тут произошло?

      – Где взять ножницы? – крикнул из-за двери Фрэнсис.

      – В верхнем ящике туалетного стола, – отозвался Арнольд. – Господи! Зачем ему ножницы? Неужели он хочет оперировать?…

      – Что у вас произошло? Давайте спустимся немного.

      Я подтолкнул Арнольда, и он, скрючившись и хватаясь за перила, сполз за поворот лестницы и сел на ступеньку внизу, держась за голову и уставясь в пол. В прихожей у них всегда стоял полумрак, потому что стекло над входной дверью