Жизнь. Наргиз Хан

мне, что передо мной одиннадцатилетняя девочка-подросток, нуждающаяся в материнской заботе и ласке, но никак не во мне, пусть и любящим её, семнадцатилетнем соседском парне…

      ***

      – Мам, я дома! – прокричал я в прихожей, разуваясь. Мать вышла ко мне навстречу уже через минуту, явно обеспокоенная моим ранним возвращением из школы. Руки её были испачканы мукой, и она постаралась обтереть их о свой фартук, аккуратно повязанный на талии.

      – Сынок, ты что-то сегодня рано, что … – «случилось», не договорила она, обнаружив, что я пришёл с гостьей.

      – Здравствуйте Лилия Владимировна, – послышалось неуверенное приветствие кареглазки позади меня. Мать не ответила. Роза смущаясь, вжималась в стену коридора, она не часто приходила ко мне домой, только в исключительных случаях, когда не могла дозвониться, до сих пор это было самовытекающим обстоятельством, но так было до сегодняшнего дня.

      – Мама, Роза сегодня останется у нас, хорошо, – конечно же, я не спрашивал разрешения, но мать всё равно возразила.

      – Но Игорь, как же… – стыдно, но я снова не дал матери договорить.

      – Мама, Роза остаётся у нас, – последнее, что услышала она перед тем, как я скрылся за дверью своей комнаты, увлекая за собой смущённую девочку.

      Глава 6.

      Мимо проходит женщина. Мы протягиваем руку. Она говорит: – Бедняжки. Мне нечего вам дать.

      Она гладит нас по голове.

      Мы говорим:

      – Спасибо.

      Другая женщина дает нам два яблока, еще одна – сухари.

      … На обратном пути мы выбрасываем в густую траву у дороги яблоки, сухари, шоколад и монеты. Руку, погладившую нас по голове, выкинуть невозможно.

      Агота Кристоф «Толстая тетрадь».

      В радуге нет белого и чёрного цветов, так и в жизни нет абсолютно хороших или безнадёжно плохих людей, есть всевозможный спектр пороков, в которых утопают слабовольные, но и сильных духом касается тень человеческих несовершенств посреди невинной добродетели.

      – Малыш, мне надо отлучиться по делам, хорошо? – предупреждаю Розу, о своём уходе спустя пару минут после нашего уединения в моей комнате. Кареглазка без стеснения заняла мою кровать, удобно разлёгшись посередине и обнимая мою синтипоновую подушку.

      – Угхму, – невнятно отвечает она, прикрывая глаза. Тревога за неё плещется в глубине моего взгляда, я хмурюсь и присаживаюсь на корточки возле неё, минуту назад собиравшийся уходить.

      – Может вызвать врача? – в тон ей, понижая голос до полушёпота, спрашиваю. Рука непроизвольно тянется к её макушке и начинает поглаживать шёлковые волосы.

      – Не надо, сейчас пройдёт, – делает паузу, её маленькое личико морщится от спазмов, – я выпила те таблетки, что ты принёс, – снова пауза. – Я посплю, ладно, – успокаивает меня. Ещё пару минут глажу пытающуюся заснуть девочку, вступившую на путь взросления, но для меня по-прежнему остающуюся маленькой крохой с заплетающимся языком и смешными хвостиками. Улыбаюсь