Финист – ясный сокол. Андрей Рубанов

исправить, – я попытался исправить.

      Я много думал и сомневался, ломал голову, смотрел, говорил с другими. А сомнения и есть первый признак правоты.

      Если сомневаешься – значит, правда рядом.

      Я в ту ночь был прав.

      Мокрый, оглохший, угрюмый – я был прав.

      Девка, которую я любил, спала в доме, за толстой стеной, отравленная сонным зельем.

      Друг, которого я любил, сверкал ножом и был готов пролить кровь.

      Мир, который я любил, был непроницаем, и ревел вокруг меня хуже всякого живого зверя, и плевал в мои глаза холодной водой.

      Я был прав в ту ночь, я ничего не мог поделать с ними со всеми.

      Я слишком любил их всех, я слишком любил всё это.

15.

      Когда оборотень прилетел – я, конечно, стоял столбом. Не успел ничего заметить и понять.

      Была надежда, что услышу знакомый страшный свист, – но дождь лупил слишком яростно. Никакого свиста, ничего, только грохот воды в ушах, только слабый свет из окошка.

      Потом тень ударилась в землю, посреди двора, с большой силой: словно торцом бревна грянули сверху вниз, забивая сваю.

      Весь двор, утоптанный, земляной, под таким ливнем давно обратился в лужи – когда нелюдь упал, меня окатило чёрной водой.

      Тут я увидел сеть – натянувшиеся отовсюду длинные шнуры; они обвились вокруг нелюдя, но никак ему не помешали; он тут же подпрыгнул и рванулся всем телом – прямо в освещённое окно.

      Размеры его остались непонятны. Сначала он был крупным, а когда запутался – мгновенно уменьшился. Или мне так показалось.

      Лица я не рассмотрел, только общие очертания: в точности как человек, необычайно крепкий телом.

      Он упал в сеть, прорвал её, подскочил – и кинулся в окно, увлекая за собой туго натянутые нити, которые лопались одна за другой, – и там, оказавшись внутри, грянул об стену; весь дом дрогнул и загудел.

      Кирьяк поднял нож и изогнулся, готовясь прыгнуть; я видел его восторженную улыбку.

      Внутри дома послышался ещё один удар – и сеть разорвалась вся, лишь одна нитка, самая крепкая, продолжала дрожать в чёрной пустоте; потом нелюдь выскочил назад.

      Он вылез из окна и упал прямо нам под ноги: сильный, очень быстрый, точный в движениях.

      Узлы порванной сети волочились за ним – он разрывал их резкими движениями длинных рук, а ногами искал опоры, чтобы вскочить.

      Кирьяк прыгнул на него и с короткого замаха сунул ножом в бок.

      Умелая расчётливость этой атаки меня ужаснула. Кирьяк не просто был готов биться, он продумал способ. В его прыжке не было ни единого лишнего движения.

      Я помнил, мы договаривались о другом. Никаких ножей, никакой крови. Накостылять, проучить. Выбить, может быть, один или два зуба. Но теперь понимал: чёрный бог уже подхватил нас всех, возглавил наш поход – за смертью.

      Кирьяк хотел ударить ещё раз, так же и туда же, под руку, в подмышку – но нелюдь отмахнулся, словно оглоблей, и мой рыжий товарищ отлетел; ударился головой о стену; рухнул в грязь.

      Пока он летел – за спиной оборотня появился старый Митроха, и двое птицеловов, все с ножами