От литеры до литературы. Как письменное слово формирует мир, личности, историю. Мартин Пачнер

перед одним только их возрастом. Фундаментальные и священные тексты – величественные памятники культуры, общее наследие всего человечества. Но именно по этой причине мы должны позволить читателям каждого поколения воспринимать эти тексты как свои собственные.

      В наши дни огромное большинство людей заявляет о своей приверженности той или иной форме священного писания. И то, как мы предпочитаем истолковывать эти тексты, стало одним из важнейших вопросов эпохи.

      Глава 4

      Учения Будды, Конфуция, Сократа и Иисуса[181]

      Я никогда не входил в число любимчиков учителей, но те учителя, которыми я восхищался, остаются важными фигурами всей моей жизни, протагонистами моего ментального нарратива. В большинстве своем они пребывали в отдалении от меня – или, возможно, я сам держался на расстоянии вытянутой руки от них, предпочитая восхищаться ими издалека. Тем не менее я был очарован всем тем, что они говорили и делали, тем, как они одевались, и тем немногим, что я знал об их жизни. Теперь, сам сделавшись учителем, я, сознательно или подсознательно, остерегаюсь, как бы не создать культ личности, не начать играть роль наставника.

      Такие мысли приходят мне в голову всякий раз, когда я обращаюсь к какому-нибудь из философских или религиозных текстов, связанных с великими учителями классического мира: сутрами, в которых Будда предстает беседующим со своими последователями, тексты, повествующие о том, как жил и учил Конфуций, диалоги между Сократом и его учениками, Евангелия Иисуса. Я люблю преподавать эти тексты, потому что они снова превращают меня в студента, позволяют мне – вместе с моими собственными студентами – восхищаться этими харизматическими наставниками.

      Чтение и преподавание наставнических текстов – намного более личный опыт, нежели преподавание «Гильгамеша», гомеровских поэм или древнееврейской Библии, в которых изображены жизни царей и императоров, совершенно непохожие на наши. Тексты, вращающиеся вокруг наставника и учеников, напротив, исполнены опыта, которым наделен почти каждый из нас: все мы некогда были учениками и храним память об этом до конца жизни.

      Только в процессе попыток осмысления истории литературы я заметил в учениях Будды, Конфуция, Сократа и Иисуса поразительную общую черту. Они жили в сравнительно коротком в исторических масштабах промежутке времени (несколько сотен лет разницы), не имели представления друг о друге, но вместе занимались революционным обновлением мира идей. Эти харизматические наставники сформировали многие из сегодняшних философских и религиозных школ – индийскую, китайскую, западную философию и христианство[182]. Можно подумать, что пять столетий перед наступлением нашей эры мир ждал, пока его наставят на путь истинный, стремился освоить новые образы мышления и бытия. Но почему? И чем объясняется появление этих наставников?

      Они появились в просвещенных культурах Китая, Ближнего Востока и Греции (в

181

Благодарю Паримала Г. Патила и Вибке Денеке за помощь в работе над этой главой. Вибке Денеке просветила меня насчет восточноазиатской литературы, и в частности насчет китайской традиции учителей-мудрецов, которую изложила в замечательной книге: Denecke W. The Dynamics of Masters Literature: Early Chinese Thought from Confucius to Han Feizi // Harvard-Yenching Institute Monograph Series. № 74. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 2011.

182

Данная закономерность связана с понятием Карла Ясперса об осевом времени, хотя Ясперс не заостряет внимания на динамике литературы и влиянии технологий письменности. См.: Jaspers K. The Origin and Goal of History, Routledge Revivals. Basingstoke: Routledge, 2011.